– Просто замечательно.
– А какие планы на будущее? Тебе же еще десять лет до пенсии.
– Не считала, – ответила Ингрид равнодушно.
– Ты могла бы и дальше работать в книжном магазине. Разве не замечательно уйти от бремени экономических рисков и устроиться на постоянную работу по найму? Я слышал, у Хеденгрена дела пошли в гору, он сейчас набирает сотрудников. Я охотно замолвлю за тебя словечко, если хочешь.
– Спасибо, – ответила Ингрид, – но я пока не представляю, что будет дальше.
Сперва собиралась вернуться домой, но затем передумала и продолжила путь в сторону Слотсхольма, или, как еще называли это место, к холму Рагнхильды. Ничто не выведет ее из себя, не заставит изменить обычный распорядок. Во рту пересохло, одышка, внутри все дрожит… Запоздалая реакция. Зря она, наверное, ввязалась. Но ведь если все станут молчать, что тогда? «Успокойся, – велела она себе, – ты поступила правильно и знаешь это».
И все же собственная вспышка ярости немного испугала. Совсем на нее не похоже. Она умела себя контролировать, всегда.
Справа располагался небольшой яхтенный пирс. На некоторых яхтах люди жили круглый год. Никого не видно, лишь две трубы дымятся. И что, разве вмешался бы кто-нибудь, если бы этот человек на нее набросился? Кто-нибудь вообще отреагировал бы хоть как-то?
Роза заметила, что дрожит.
«Ты молодец! – подбодрила она себя. – Жаль только, что никто твоего подвига не оценил. Выдающийся пример гражданского мужества».
На вершине Слотсхольма виднелись развалины средневекового замка, где некогда жил фогт. Руины сохранились неплохо, можно даже разобрать отдельные комнаты. На памятном камне излагалась краткая история. Замок построили в четырнадцатом веке, дабы управлять стратегически важным Тэльеледом, но несколько десятилетий спустя строение сожгли по приказу Энгельбрехта. Ныне над развалинами кишело воронье: крупные темно-серые птицы с гомоном взмывали над раскидистыми березами и с карканьем носились в небе.
Она частенько мечтала о путешествиях в прошлое, представляла, как здесь было прежде. Вот бы постоять никем не замеченной, наблюдая за средневековым житьем-бытьем… Она дошла до мыса, земляным языком лижущего воду. Однажды они с Титусом проплывали мимо на моторном катере бывшего друга. Но она и подумать не могла, что будет здесь жить…
Роза вдруг разрыдалась – в голос, неудержимо. Откинула голову, всматриваясь в режущий холодом воздух. По щекам катились слезы, она сглатывала рыдания, моргала. Топнула сапогом, не чувствуя боли.
«Взяла и сама себя наказала! А теперь стой здесь и соси, как…»
Да, виной тому, наверное, стычка с человеком в автомобиле. Но, с другой стороны, есть и иная, потаенная причина. Срыв – так она называла это. Думала, что все уже позади. Все зажило. Долго убеждала себя, что жизнь получила новое измерение, что бытие ее обрело новый смысл. Теперь наконец-то сможет распоряжаться собственным временем, сможет делать что хочет. Не нужно ходить вокруг да около, не нужно ходить на цыпочках и на поводу ни у кого не нужно ходить. И Акела… у нее не было бы тогда Акелы, с Титусом собаки не ладили.
– Не были мы счастливы! – крикнула она небу. – Не были, запомни!
Подняла камень, стиснула в ладони, согревая. И швырнула в воду – далеко, насколько хватило силы. Сдернула капюшон, ветер взметнул волосы. Она больше не мерзла, ей было тепло, даже взмокла чуть-чуть.
– Только иногда, – глухо сказала она, и ветер подхватил ее слова, сорвал с губ. – Редко, редко-редко. Сволочь, ненавижу тебя!
Ругательства выплескивались из нее вместе со слезами. Брань и сопли. Все это было так стыдно. Так жалко, черт…
Порылась в кармане в поисках носового платка. Забеспокоилась, что кто-то мог ее услышать. Дама с цвергшнауцером, например. Но рядом никого, она одна.
Обратно шла через поле. Солнце высвечивало редкие молоденькие побеги, пробивавшиеся сквозь прошлогоднюю жухлую траву. Старая трава лежала линялым плешивым ковром, и казалось невероятным, что здесь снова может быть жизнь.
Вдруг вспомнился Ассам из Малайзии, автор одного бестселлера. Титусу на Франкфуртской ярмарке удалось отхватить права на издание шведского перевода. И Ассам приехал на встречу. Дело было в феврале, где-то в конце девяностых. Он разглядывал голые деревья, и на его темном лице все сильнее проступал испуг.
– Мертвые, – сказал он наконец, – такое страшное горе для вашей земли! Все тут мертво.
Титусу с трудом удалось сохранить серьезность.
Книга Ассама стала бестселлером и в Швеции. Сразу несколько книжных клубов назвали ее лучшей книгой года, обсуждали на радио и телевидении. Четыре крупнейшие газеты взяли у автора большие интервью, а его фото появились в воскресных выпусках. Как же называлась книга? Забыла. Память подводит все чаще. А ведь она всегда гордилась своей отличной памятью. Определенно стареет. Должно быть, бабушкины гены – та впала в маразм, едва ей исполнилось шестьдесят. «Что ж, десять лет у меня в запасе еще есть», – мрачно подумала она. Десять лет, которые надо прожить с чувством и толком. Радуясь.
У Титуса был нюх на бестселлеры. Издательство стремительно развивалось. Сперва они располагались на Кунгсхольме, в цоколе промышленной восьмиэтажки. Но когда Титус развернул активную деятельность, перебрались на шоссе Свеавэг, по соседству с издательствами «Боннере» и «Карлбакс». Затем он переманил к себе Анние Берг из издательства Людинга, сделал управляющим партнером. Именно Анние сумела отыскать для издательства золотого тельца, Сисси Нурд, гламурную авторшу чиклита, книги которой разлетались как горячие пирожки. Задолго до того, как чиклит массово вошел в моду. Последняя книга Нурд, «Бог тому свидетель», продержалась на вершине списка бестселлеров восемь недель. Тогда-то Роза и оборвала отношения: не хотелось иметь больше ничего общего ни с издательством, ни с его основателем.
Никсон определенно намеревался проследовать за ней наверх и во всех подробностях осмотреть квартиру. А затем растрепать всем коллегам про то, как они с Титусом живут. Ингрид сослалась на усталость. Поблагодарила за то, что подвез, сказала, что хочет прилечь.
– В любом случае, обдумай вариант с Хеденгренсом, – сказал Никсон. – И поосторожней там!
– И ты тоже.
– До свидания. – Взмах руки, на пальце блеснула печатка.
– Пока, козел, – сказала она едва слышно и просияла улыбкой – чтобы Никсон ничего не заподозрил.
В квартире стояла духота. Просторная квартира, в доме конца девятнадцатого века. Они приобрели ее на паях с Титусом вскоре после женитьбы, пять лет тому назад. В нескольких комнатах – камины с изразцами. Камины, разумеется, бездействовали, но изразцы были прекрасны и неизменно привлекали внимание гостей. Особенно красива изразцовая печь в спальне – белая, со встроенным зеркалом в золоченой раме. В доме атмосфера декаданса: лепнина, высокие потолки… Обошлась квартира в пять миллионов. Ингрид продала свою трешку на Рингвеге и, а Титус – виллу. Сложили вырученные деньги. Вышло даже больше, чем нужно. Остались деньги на свадебное путешествие. В Коста-Рику. Титус всегда мечтал там побывать.