– Что, опять кого-то накноцали? – не здороваясь, спросил Клык, и было заметно, что он чемто недоволен. – А как моим людям жить? Им зарплату не повышают, профсоюза нету... Если я у них буду хабар изо рта вырывать, то мне надо в ментовку оформляться!
Он нехорошо улыбнулся, и новый «адъютант» ощерился такой же скверной улыбкой.
– Да я не за тем... – Каймаков на миг пожалел, что пришел сюда. – Вот... Он вытащил из продранного «дипломата» пакеты с кастетом и шилом.
Клык слушал внимательно, потом очень внимательно осмотрел содержимое пакетов.
– Вот это отдай Лепиле, пусть сделает анализ. – Клык двинул по столу пакет с шилом. – А это передай сам знаешь кому – на отпечатки.
«Адъютант» схватил оба пакета, сунул в сумку и выбежал из комнаты.
– А где прежний? – спросил Каймаков, чтобы заполнить паузу.
– Кто «прежний»? А-а-а... В десант пошел.
– В армию, что ли? – удивился Каймаков. – Ему ж под сорок небось...
– В зону я его послал. Передать кое-что и споры ненужные прекратить.
– Как же он попал в зону? – продолжал удивляться Каймаков. – Туда же просто так не пускают.
Клык снова ощерился.
– Как, как! Очень просто: взял три года – и пошел по этапу.
– Ясно... А обратно как же?
– Через три года – обратно. Можно и раньше вытащить, но зачем? Там тоже дел много, а ему авторитет зарабатывать надо... Чифир пить будешь?
Каймаков не успел отказаться, как с силой распахнулась входная дверь.
– Вернулись! – крикнул кто-то, и в комнату ворвались три здоровенных лба, радостных и сильно возбужденных.
– Все отдали, козлы! – Здоровяк с бритвенным шрамом на щеке бросил на стол чемодан и осекся, упершись взглядом в Каймакова. Клык небрежно махнул рукой.
Чемодан распахнулся. Он был набит туго обтянутыми полиэтиленом блоками пятидесятитысячных купюр.
– Все! Здесь арбуз с лихуем!
Человек со шрамом сбросил пальто и сдернул с плеча короткий автомат.
– Куда «дуры» девать?
– Брось пока на кушетку, Федька вернется – уберет.
Рядом с автоматом легли потертый «ТТ» и обрез крупнокалиберной двустволки.
– Напустили в штаны, гады, – процедил рыжий, заросший трехдневной щетиной парень.
Третий вошедший угрюмо молчал, не сводя тяжелого взгляда с Каймакова. Тому стало неуютно, и он заерзал на жестком стуле.
– Сходки испугались. – Клык добил косяк и находился в благодушном настроении. – Но через год-два наберут силу, и тогда не знаю... Пить будете?
– Жрать охота, – человек со шрамом гулко сглотнул. – В шашлычную сходим – и обратно.
Боевики ушли.
– Что, Сашко, никогда таких бабок не видел? – Клык ковырнул розовые блоки, вытащил один, взвесил на ладони. – Видишь, десять пачек. Считать умеешь?
– Все твое? – Голос у Каймакова почему-то был сиплым.
– Зачем оно мне? – Клык бросил пакет обратно и закрыл крышку. – Это благо воровское: на подогрев зоны, братве на помощь, на дела наши общие. Настоящему вору много денег не надо, он скромным быть обязан... Клык вздохнул.
– Однако забываются законы наши, не нравятся многим молодым, особенно тем, кто на этих рогометов кожаных, зоны не нюхавших, заглядывается.
Около часа рассуждал Вася Зонтиков о падении нравов в воровской среде, и в голосе его чувствовалась тоска по прошедшим временам. Потом вернулся «адъютант».
– На шиле... – он заглянул в скомканный листок, – ...клетки ткани сердечной мышцы. А здесь, – на стол со стуком опустился кастет, – есть хорошие пальцы, но по ихней картотеке они не проходят.
Рядом с кастетом в пакете лежали прозрачные прямоугольнички с черными узорами папиллярных линий.
– Значит, и взаправду засадил в сердце? – удивленно спросил Клык.
– А ты что, не поверил?
Клык остро глянул и чуть дернул уголком рта.
– Если бы я всем сразу верил, то давно сгнил бы в яме... Каймаков нервно сглотнул.
– Кастет не нашенский, его на заводе сделали, видно, из-за бугра... – закончил доклад «адъютант».
– Ладно, Федя. – Клык неопределенно махнул рукой. – Волыны прибери, бабки пересчитай. Меченый сказал – больше миллиарда. Подбей приход, расход... На опий оставь сколько надо, остальное в общак. Хранителю.
– А тебе, Сашко, я так скажу: все эти дела – и мыло, и кастеты забугорные, и мафия твоя – к нам никакого отношения не имеют. Скорей на этих, «новых», похоже...
– Там участковый ждет, Платонов, – перебил Федя, аккуратно заворачивавший оружие в чистые тряпицы.
– Зачем участковый? – вскинулся Каймаков.
– Не боись, – хмыкнул Клык. – Надзор у меня. Должен ходить в ментовку отмечаться. Ну а он сюда журнал носит, я прямо тут и расписываюсь. Уважают Васю Зонтикова!
И, резко изменив интонацию, продолжил:
– Сходи к Седому, я позвоню. Только называй его по имени-отчеству, они важные...
Выходя из квартиры. Каймаков обошел томящегося в ожидании на площадке лейтенанта с потертой планшеткой через плечо. Тот бросил на него срисовывающий взгляд.
В неприметной серой «Волге», стоявшей за углом соседнего дома, широкоплечий, с незапоминающимся лицом человек выключил запись.
– Миллиард! Вот гребут, суки!
– Да-а-а, – лениво протянул его напарник – неуклюжий увалень, развалившийся на сиденье. – Нам столько и не снилось.
– А если забрать его, послать Дронова к бениной маме и пожить как люди?
– Да-а-а, – так же неопределенно сказал увалень... – Если получится, то хорошо. А шкуру продырявят – плохо.
В приемнике раздался резкий звук, и они насторожились. Но это всего-навсего выходящий из подъезда Каймаков зацепился воротником за дверной косяк.
Шашлык был отменный. Арсен хорошо мариновал мясо, а для уважаемых людей готовил из лучших кусков. Они съели по две порции и выпили на троих пару бутылок водки. Напряжение, владевшее ими последние полтора часа, сменилось заслуженной расслабухой.
– Повторим, – утвердительно сказал Меченый и сделал знак хозяину. Арсен кивнул и поставил на мангал еще три шампура.
Сидевший у самого входа на неудобном месте и евший рядовой – наполовину из жира – шашлык маленький щуплый человечек в массивных очках, похожий на замордованного жизнью бухгалтера, поднялся и вышел на улицу.
– Они повторяют, еще с час просидят, – сказал он, ни к кому не обращаясь.
– Стой на улице и жди, – пропищало в дужке очков. – Будем работать двумя бригадами.