Томас отошел к столу, взял с него «Квельспрессен». С первой страницы смотрели невидящие темные глаза Анники.
— «Разоблачила банду террористов», — вслух прочитала София, и на лице ее отразилась смесь изумления и недоверия. — Кем работает твоя жена?
Отвечая, Томас не отрывал глаз от портрета.
— Раньше она заведовала в «Квельспрессен» отделом криминальной хроники, но эта работа отрывала ее от семьи. Теперь она ведет журналистские расследования, копается в злоупотреблениях власти и в политических скандалах. Этими террористами она занималась несколько последних недель.
Он положил газету на стол портретом вверх, и, неожиданно для себя, услышал в своем голосе нотки гордости.
— Она должна была вернуться вчера, но из-за случившегося задержалась и прилетит только сегодня во второй половине дня.
— Да-да, — сказала София. — Я, конечно, понимаю, что сегодня вечером ты сильно занят.
Она ушла, не сказав больше ни слова, а Томас, к большому собственному удивлению, вдруг понял, что не испытывает ничего, кроме облегчения.
Взгляд Анники покоился на проносившемся за окном аэроэкспресса пейзаже. Промерзшие станции, сады за низенькими заборами крестьянских усадеб — все это проносилось мимо, сливаясь в сплошную полосу, и Анника не следила за ними взглядом. Глаза ее были неподвижны, как камни.
Ночь пролетела незаметно. Анника взвешивала и анализировала, структурировала и сводила в систему разные факты и аргументы.
Статья была готова. Она была записана в блокноте, оставалось только ее распечатать.
Это она сделает дома, подумала Анника. Она подразумевала при этом не какое-то определенное место или здание, а нечто совсем другое.
Она закрыла глаза и подытожила выводы.
Первое. Текст должен быть опубликован.
Второе. Квартира на Хантверкаргатан была ее жилищем на протяжении последних десяти лет. Это не означало, однако, что там она у себя дома. Томасу никогда не нравилось жить в центре города, так что для него это будет большим облегчением.
Но речь идет о том, чтобы выиграть, подумала она. Это означает, что она, Анника, должна быть сильнее. У соперницы не должно остаться ни единого шанса. Она никогда не станет альтернативой. В любом случае Томас окажется в проигрыше.
Во внутреннем кармане куртки завибрировал телефон. Анника вытащила его и увидела, что ей звонит К. со своего личного номера.
— Мои поздравления, — сказал вместо приветствия комиссар Государственного комитета по убийствам.
— По поводу? — спросила Анника.
— Я слышал, что вы получили назад свой мобильный телефон.
Она устало улыбнулась:
— Ваши юные коллеги из Лулео старались вовсю. Телефон был в кармане брюк у Ханса Блумберга, когда его поймали на льду. Чем могу быть полезна?
— Я тут обдумываю одно дело, — ответил К. — Речь идет о деньгах.
— О каких деньгах? — удивилась Анника.
— О деньгах Рагнвальда. О мешке с евро.
Анника посмотрела на серо-стальной индустриальный пейзаж, проносившийся за окном со скоростью сто шестьдесят километров в час.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, — сказала она.
— Как ты их нашла?
Анника закрыла глаза. Поезд сделал поворот, и ее вдавило в кресло.
— Я прогуливалась в свободное от работы время и наткнулась на оброненный кем-то мешок с пачками купюр. Я отнесла деньги в полицию, где их оформили как находку. Что еще вас интересует?
— Это заработок Рагнвальда, — сказал комиссар. — Всю свою сознательную жизнь он получал деньги за убийства, но не тратил ни одного франка на свои удобства. Наверное, поэтому его так и не удалось поймать. Деньги он хранил в банковской ячейке своего друга — врача из Бильбао. Они были взяты из ячейки месяц назад.
Анника снова посмотрела в окно.
— Вот как, — притворно удивилась Анника. — Мне интересно, куда они делись.
— Неужели он их обронил? Прямо в трансформаторной будке?
— Вопрос темный, и никто в мире не знает этого наверняка.
Полицейский озадаченно помолчал.
— Ты знаешь, сколько там было?
— Думаю, миллионов двенадцать.
— Почти четырнадцать. Сто двадцать восемь миллионов крон.
— Ого.
— Пока никто не заявил своих прав на эти деньги. Если их собственник не отыщется в течение шести месяцев, то они достаются нашедшему.
— Но? — спросила Анника.
— Но заключается в том, — сказал полицейский комиссар, — что государственный прокурор подозревает, что эти деньги добыты преступным путем, а в таких случаях деньги конфискуются в казну.
— Закон суров, — сказала Анника.
— Подожди, я еще не договорил. Если вы не будете претендовать на эти деньги, то прокурор выделит вам обычную долю нашедшего клад — десять процентов.
В вагоне и мире наступила необычайная, мертвая тишина. Анника посмотрела, как мимо пронеслись торговый центр и питомник.
— Это не шутка? — спросила она.
— Нет, но вам придется полгодика потерпеть. Потом эти деньги — ваши.
Она быстро прикинула в уме, споткнувшись на нулях.
— Что будет, если объявится претендент?
— Претенденту придется описать предмет претензии, описать место, где были найдены деньги, рассказать, где находится это место, и, естественно, рассказать о том, как эти деньги к нему попали. Вы теряете голову от денег?
— Не особенно, — ответила Анника. — Чувствую неудобство, только когда их нет.
— Это правильно.
— Кстати, — спросила Анника и взяла с соседнего места газету, — кто сказал, что Блумберг взорвал самолет на базе Ф-21?
— Он сам в этом признался, а что? У вас есть другие сведения?
Анника представила себе Торда Аксельссона, всю жизнь мучившегося от бремени страшной тайны.
— Нет-нет, — торопливо ответила она, — мне просто интересно, что и как там на самом деле происходило…
— Гм, — усмехнулся К. и положил трубку.
Анника продолжала неподвижно сидеть, взвешивая на ладони замолчавший телефон.
Двенадцать и восемь десятых миллиона.
Почти тринадцать миллионов крон.
Тринадцать.
Миллионов.
Через полгода.
Кто-нибудь предъявит права на эти деньги? Кто может это сделать? Кто сможет описать, что находилось в мешке, и место его находки?
Рагнвальд и она. Больше некому.
Да и кто осмелится поднять руку и сказать: деньги убийцы мои?