Красная Волчица | Страница: 3

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Я могу прийти? — спросила по селектору Анника Бенгтзон.

У него упало сердце, волшебство поблекло. Он пару раз прошелся по кабинету, прежде чем подойти к письменному столу, нажать кнопку селектора и ответить:

— Да, конечно.

Напустив на себя вид, с каким русский посол встречает репортеров, Шюман нервно отошел подальше от двери. Газета стала пользоваться куда большим успехом с тех пор, как он наконец сумел внушить редакционному персоналу уважение к своей особе, для чего, в частности, не стоит встречать посетителей у двери. Отчасти это нашло объяснение и в новой организации редакций. Четыре всемогущих ведущих редактора один за другим стали руководителями отделов, что в точности соответствовало замыслу Шюмана. Вместо того чтобы ослабить его позиции, такая передача власти вниз, подчиненным, парадоксальным образом усилила их. Казалось, он отдал власть, но вместо вечных склок со всем персоналом получил возможность незаметно, но значимо влиять на работу редакции.

Аннике Бенгтзон, последнему руководителю редакции криминальной хроники, было предложено стать одной из четырех. Ей не надо было его благодарить. В этом вопросе они так и не достигли согласия. Шюман уже давно определился со своими намерениями относительно Анники Бенгтзон, видя в ней свою преемницу, и хотел понемногу привлекать ее к исполнению масштабных программ. Руководство редакцией — это лишь первая ступень, но сама Анника была иного мнения.

— Я, конечно, не могу тебя выпороть, — сказал он, ощутив, как кисло прозвучал его голос.

— Выпороть ты меня можешь, — сверкнув бездонными глазами, ответила Анника. Но только выпороть, мысленно добавила она.

Бенгтзон была одной из тех немногих, кто по-прежнему считал себя вправе свободно входить в кабинет Шюмана. Его страшно раздражало, что он не мог поставить их на место. Отчасти Бенгтзон вела себя так потому, что на прошлое Рождество устроила настоящее представление, добровольно став заложницей укрывшегося в туннеле душевнобольного серийного убийцы. Все аналитики сошлись на том, что это происшествие резко подняло упавший рейтинг газеты. Читатели бросились покупать «Квельспрессен» после того, как прочли о матери двоих детей, проведшей ночь в обществе бомбиста. В тот период с Бенгтзон пришлось обращаться очень нежно. Ее поведение в критической ситуации и внимание, которое она к себе привлекла, очень импонировали руководству. Дело было, может быть, даже не в ней самой, а в том, что она настояла на проведении пресс-конференции, которую транслировали из редакции «Квельспрессен». Ведущий представитель руководства Герман Веннергрен едва не упал, когда увидел название газетной редакции в прямой передаче Си-эн-эн. Сам Шюман помнил передачу с двух точек зрения: то, что он стоял за спиной Анники в свете софитов на той же передаче, и то, что передача часто прерывалась из-за бесчисленных повторов, так как трансляция шла по множеству каналов.

Он тогда смотрел в ее взъерошенный затылок, видел напряженные плечи. В том телевизионном аквариуме Бенгтзон выглядела бледно, угловато, на вопросы отвечала внятно, хоть и односложно, на приличном школьном английском. Слава богу, что Веннергрен не стал распространяться об этой мучительной буре чувств, когда рассказывал обо всем руководству по мобильному телефону из кабинета Шюмана.

Он хорошо помнил тот ужас, какой испытывал, стоя у входа в туннель и слыша выстрелы. Только не убитый репортер, думал он тогда, только, ради бога, не убитый репортер.

Он обвел взглядом свой шикарный бункер и опустился в кресло.

— В один прекрасный день он сломается под тобой, — язвительно заметила Анника Бенгтзон, входя и закрывая дверь.

Он не смог улыбнуться шутке.

— Я договорился о покупке нового, дела у редакции идут хорошо, — сказал он.

Журналистка бросила быстрый, почти робкий взгляд на лежавшую на столе диаграмму. Шюман откинулся на спинку кресла, глядя, как Анника осторожно усаживается на большой стул для посетителей.

— Хочу сделать серию статей, — сказала она, мельком заглянув в свои записи. — На следующей неделе годовщина трагедии на базе Ф-21 в Лулео, думаю, что для начала подойдет. Мне кажется, сейчас самое подходящее время для того, чтобы подвести итоги, собрать все известные факты. Правду, конечно, обнаружить уже трудно, но стоит покопать. Прошло уже больше тридцати лет, но многие свидетели до сих пор служат в ВВС. Стоит в эти дни поговорить с кем-нибудь из них. Ведь чем больше люди спрашивают, тем меньше получают ответов…

Шюман кивал, постукивая пальцами по животу. После того как закончился тот рождественский кошмар, Анника вернулась на работу в редакцию только через три месяца. Они тогда назвали это отсутствие отгулом. Придя в редакцию в начале апреля, Анника объявила, что хочет стать независимым журналистом, журналистом, проводящим самостоятельные расследования. Она выбрала терроризм, его историю и последствия. Никаких леденящих душу подробностей, никаких разоблачений, только голые факты, как репортаж с Ground Zero после 11 сентября, статьи о бомбе в финском торговом центре, интервью с выжившими в трагедии на Бали.

Фактом было то, что раньше она никогда не шла дальше самого события, не копалась в том, как развивались события потом. Теперь она хотела копнуть глубже. Вопросы были выбраны правильно, и в бой надо было бросаться здесь и сейчас.

— Это хорошо, — медленно, растягивая слова, сказал он, — из этого действительно может получиться нечто интересное. Надо стереть пыль с нашей старой национальной травмы, с угона самолета в Бультофте, взрыва в западногерманском посольстве, трагедии на площади Норрмальма…

— И с убийства Пальме, я знаю, но из всех этих событий мы меньше всего знаем о событиях на базе Ф-21.

Анника положила свои записки на колени и наклонилась вперед:

— Военное начальство повесило на всю эту историю крепкий замок, проставив на ней все возможные грифы секретности и соответствующие печати. В тот момент средства массовой информации не могли получить в Главном штабе никаких сведений, а несчастный командир флотилии кричал журналистам, что они должны с почтением относиться к государственной безопасности.

Пусть Анника этим занимается, решил он.

— Итак, что нам известно? — спросил он. — По существу?

Она покорно опустила голову и посмотрела в свои заметки, но Шюман чувствовал, что она знает наизусть все, что хочет сказать.

— В ночь с семнадцатого на восемнадцатое ноября 1969 года взорвался гидросамолет типа «Дракон». Взрыв произошел в районе дислокации базы Ф-21 недалеко от Каллаксхедена близ Лулео, — скороговоркой произнесла Анника. — Один человек скончался от ожогов.

— Это был военнослужащий, не так ли?

— Все стало известно постепенно. Да. Санитарный вертолет доставил его в клинику Упсалы, и там он неделю пребывал между жизнью и смертью, но в конце концов умер. Семье заткнули рот, и ей осталось уповать лишь на Небеса, ибо Министерство обороны так и не удосужилось выплатить компенсацию.