— Тебе с сахаром?! — крикнула София с кухни.
— Да, пожалуйста, — громко ответил он и поспешил в ванную комнату.
Он мылся быстро и старательно, воспользовавшись самым нейтральным и слабо пахнущим мылом, какое смог найти на полке, тщательно протер промежность, а гигиенической салфеткой обработал член. Аккуратно облился из душа, чтобы не замочить волосы.
София сидела за столом из дымчатого стекла в стильной кухне, когда он вошел в темно-бордовом халате. Она закурила свою ментоловую сигарету.
— Тебе надо ехать домой? — спросила она, и это действительно был вопрос.
Томас кивнул и сел, пытаясь разобраться в своих чувствах. Скорее всего, он был просто удовлетворен и доволен. Он улыбнулся Софии, коснулся ее руки.
— Прямо сейчас? — спросила она.
Молча посидев несколько мгновений, он снова кивнул. Она затушила сигарету, отняла руки, сцепила пальцы и положила руки на колени.
— Ты любишь свою жену? — спросила она, уставив взгляд в стол.
Он судорожно сглотнул, не зная, что ответить, и, самое главное, не зная правдивого ответа.
— Думаю, что да, — сказал он.
Он стал мысленно перебирать образы Анники, стараясь определить свое к ней отношение.
Однажды ночью, когда он еще жил с Элеонорой, ему приснилась Анника. Она приснилась ему с горящими волосами. Голова ее была ярко освещена пламенем, его языки пели и плясали вокруг лица, но это ничуть ее не пугало, огонь был ее естественной стихией, стекавшей как шелк с ее плеч и спины.
После той ночи он часто видел ее именно так, как женщину, живущую в огне.
— Она в каком-то смысле безгранична, — сказал он. — Если обычные люди замыкаются в тоске, которая мешает им действовать, то она, наоборот, возьмется за самое трудное дело, чего бы оно ни касалось, и это ее определяющая черта.
— Звучит не слишком приятно, — отозвалась София.
Он неторопливо кивнул.
— Но это и очаровывает. Мне еще ни разу не приходилось встречать таких людей, как она.
София Гренборг подняла голову и посмотрела на Томаса с неуверенной дружелюбной улыбкой:
— Я рада, что ты побывал у меня.
Он улыбнулся ей в ответ.
— Я вызываю такси?
Он снова кивнул и принялся разглядывать свои руки, ожидая, когда она позвонит по телефону.
— Через пять минут, — сказала она, вернувшись на кухню.
Он допил кофе, слишком крепкий и слишком сладкий, встал, поставил чашку в мойку, вышел в холл и начал быстро одеваться, подбирая с пола одежду.
Когда он надел пальто и взял в руку портфель, она выскользнула в холл, подошла к нему сзади и обняла за талию. В холле запахло духами и яблоком.
— Спасибо за вечер, — сказала она шепотом.
Томас несколько раз моргнул, обернулся и нежно поцеловал ее.
— Спасибо и тебе, — шепнул он в ответ.
София закрыла дверь за его спиной, но он чувствовал, что она продолжает смотреть на него в глазок. Она провожала его взглядом до тех пор, пока не пришел лифт и не унес его в глубокую шахту.
На улице снова повалил снег. Машины еще не было, и он, запрокинув голову, принялся смотреть на мелькающие в воздухе снежинки.
«Интересно, — подумал он, — сколько мне придется ждать, пока одна из них не попадет мне в глаз?»
Курта Сандстрема застрелили в глаз.
Первое политическое убийство после создания группы.
Сегодня у них состоялась очень плодотворная встреча, короткая и конструктивная. Все быстро пришли к единодушному мнению о том, что нет никакой опасности в том, что проект будет освещаться в средствах массовой информации. Скорее наоборот. Они не могут помешать убийцам, но могут помочь предупредить следующие преступления, если будут анализировать уже случившиеся. Завтра обсуждение продолжится в департаменте на Регерингсгатан.
Бесшумно подъехала машина, вынырнув из пелены снегопада. Томас уже начал пританцовывать от холода, когда вдруг увидел ее. Он сел на заднее сиденье и сказал адрес: Хантверкаргатан, 32.
Должно быть, он задремал, потому что в следующее мгновение машина была уже около дома. Он долго копался в портфеле в поисках карточки, потом выбрался из машины и закрыл дверь. Остановившись перед подъездом, поднял голову и взглянул на свои окна.
В квартире горел свет, а за занавесками двигалась знакомая тень.
Обычно Анника не засиживалась допоздна, годы ночных смен сделали ее жаворонком.
Почему она не спит? Почему ей не сидится и она ходит из комнаты в комнату?
Причин может быть только две.
Либо она до сих пор работает, либо что-то заподозрила, и когда эти мысли окончательно оформились в его мозгу, вывод оказался единственным и неизбежным.
Его поразили вина и раскаяние, в животе забурлило так, словно там бесновался лошадиный табун, потом наступил паралич воли, какой всегда случается от осознания непоправимой катастрофы. Он не мог даже вдохнуть, диафрагма застыла на месте и заставила его сложиться пополам.
О господи, что он сделал?
Наверное, она во всем разобралась.
Наверное, она все поняла.
Наверное, она уже все знает.
Может, кто-нибудь видел его с Софией? Может быть, кто-то позвонил? Может быть, кто-то стукнул в газету?
Он наконец перевел дух и попытался собраться с мыслями.
Стукнуть в газету? На кой черт это было кому-то нужно?
Томас еще раз попытался взять себя в руки.
Он сумел медленно разогнуться и снова посмотрел на свои окна.
Теперь она в общей комнате. Наверное, все же собралась спать.
«Наверное, она уже знает, что я пришел, — подумалось Томасу. — Она убаюкает меня тем, что вроде бы ничего не знает, хотя на самом деле она знает все. Может быть, она вообще притворится спящей, когда я приду, а потом убьет меня во сне».
Он живо представил себе Аннику, замахнувшуюся на него обрезком железной трубы, как двуручным мечом.
Ему хотелось плакать, когда он открывал дверь подъезда. Как он будет с ней объясняться, что он ей скажет? Он на цыпочках поднялся по двум лестничным маршам, остановился у двери, их тяжелой двойной двери с цветными стеклянными вставками, которые Анника считала очень красивыми.
Томас неподвижно стоял перед дверью с ключами в руках. Его била дрожь, вибрация в желудке напоминала джазовый ритм. Он отчужденно смотрел на двери до тех пор, пока у него не успокоилось дыхание и не стих концерт в животе. После этого к нему вернулась способность двигаться.
В холле было темно.
Он тихо прокрался в квартиру и бесшумно закрыл за собой дверь.