— Вот как, — картаво произнес голос из редакции, изуродованный до неузнаваемости скверной акустической техникой.
— Бенни должен был получить от меня материал, и нам следовало кое-что с ним обсудить.
Теперь молчание было намного короче.
— Чем я могу вам помочь?
— Впустите меня, и мы поговорим, — ответила она.
Еще через три секунды замок наконец зажужжал, и Анника смогла открыть дверь. В лицо ей ударил теплый воздух, пропитанный запахом бумажной пыли. Дверь закрылась с металлическим щелчком. Анника некоторое время постояла, привыкая к зеленоватому путеводному свету.
Лестница на этажи редакции начиналась слева от входа, обшарпанный ламинат был прикрыт резиновыми ковриками. Высокий мужчина в белой рубашке и отутюженных брюках встретил ее возле копировального аппарата. На щеках мужчины играл нездоровый румянец, глаза были красны от недосыпания и напряженной работы.
— Я искренне сожалею, — сказала Анника и протянула мужчине руку. — Бенни Экланд был живой легендой.
Мужчина кивнул, поздоровался и представился:
— Пеккари, ночной редактор.
— Он мог бы получить работу в любой столичной газете, ему много раз предлагали, но он всегда вежливо благодарил и отказывался. — Анника попыталась улыбнуться, чтобы замаскировать ложь, которую собиралась произнести. — Я хорошо его понимаю, — наконец пробормотала она.
— Хотите кофе?
Вслед за ночным редактором она прошла в комнату отдыха, крошечную клетушку, кухоньку, зажатую между редакцией субботнего приложения и отделом писем.
— Это вы сидели в туннеле, да? — В вопросе прозвучала констатация факта.
Анника коротко кивнула и сняла куртку. Пеккари тем временем принялся отмывать черный осадок со дна двух чашек.
— Какими же услугами вы собирались обменяться? — спросил Пеккари и поставил на стол сахарницу.
Анника недовольно ответила.
— В последнее время я много писала о терроризме. На прошлой неделе мы говорили с Бенни о взрыве на Ф-21. Бенни сказал, что у него есть некоторые интересные материалы на эту тему. В самом деле интересные — достоверное описание того, что тогда в действительности произошло.
Ночной редактор поставил сахарницу на стол и пожелтевшими от никотина пальцами вытащил кусок рафинада.
— Мы получили этот материал в пятницу, — сказал Пеккари.
Анника была удивлена до глубины души, она ничего не слышала ни о каких разоблачениях в какой-либо газете.
Пеккари бросил в свою чашку три куска сахара.
— Представляю себе, что вы сейчас думаете, — сказал он. — Но вы — акула и не знаете, как все происходит в провинциальных газетах. Бюрократы интересуются только Стокгольмом. Для них наши сенсации не более чем кошачье дерьмо.
«Неправда, — мысленно взбунтовалась Анника. — Это зависит от качества ваших материалов».
Прочь эти мысли. Она опустила глаза.
— Сначала я работала в «Катринехольмскурир», — сказала она, — и поэтому хорошо себе все представляю.
Пеккари удивленно вскинул брови:
— Тогда, значит, вы знакомы с Макке?
— Из отдела спорта? Конечно знаю. Это лицо газеты.
«Он был невыносимым алкоголиком еще в мое время», — подумала Анника, но ночному редактору предпочла солгать.
— Что вы собирались дать Эку? — спросил Пеккари.
— Часть моего исторического обзора, — быстро ответила она. — Прежде всего архивный материал — фотографии и текст.
— Все это можно найти в Сети, — заметил Пеккари.
— Это — нет.
— Так вы не хотите посмотреть его разоблачения?
Мужчина бросил на Аннику острый взгляд поверх края чашки. Она не отвела глаз.
— У меня много достоинств, но чтение мыслей к ним не принадлежит. Бенни позвонил мне. Как бы я иначе узнала о том, чем он занимался?
Ночной редактор достал из сахарницы еще один кусок сахара и принялся посасывать его, запивая кофе и раздумывая.
— Вы правы, — сказал он, смачно допив кофе. — Что вам нужно?
— Мне нужна помощь в поисках статей Бенни о терроризме.
— Спуститесь в архив и поговорите с Хассе.
Все газетные архивы Швеции выглядят именно так, подумала Анника, а Ханс Блумберг выглядит как все архивариусы мира. Маленький, насквозь пропитавшийся архивной пылью человечек в серой кофте, в очках и с прикрытой начесанной прядью волос лысиной. На его доске объявлений красовался вполне ожидаемый реквизит — детский рисунок, изображавший желтого динозавра, поговорка «Почему я красивый, а не богатый?», календарь с какими-то абсолютно непонятными расчетами и надписью «Держись!».
— Бенни был настоящим чертом, упрямым негодником, — сказал архивариус, усаживаясь за компьютер. — Выставлял себя хуже чем грешником. Ни разу в жизни не видел человека, который бы столько писал — писал скорее много, чем хорошо. Знаком тебе такой типаж?
Он посмотрел на Анику поверх очков, и она не смогла сдержать улыбки.
— О мертвых плохо не говорят, — добавил Блумберг и стал медленно нажимать на клавиши компьютера. — Но разве это мешает нам быть честными?
Он заговорщически прищурился.
— Его смерть очень бурно обсуждается в редакции, — неуверенно произнесла Анника.
Ханс Блумберг вздохнул:
— Он был звездой редакции, любимцем руководства, профессиональным объектом ненависти, знаешь, этот парень плясал в редакции, когда получал трудное задание, и кричал: «Выщипывайте мою авторскую строку, сегодня вечером я бессмертен!»
Анника не выдержала и рассмеялась, она знала такого человека — его звали Веннергреном.
— Ну а теперь, прекрасная дама, скажи-ка мне, за чем ты охотишься?
— За серией статей Бенни о терроризме, в частности за статьями о взрыве Ф-21, написанными на днях.
Архивариус поднял заблестевшие глаза.
— Ага, — сказал он, — подумать только, красивые девочки вроде тебя начали интересоваться опаснейшими вещами.
— Милый дядюшка Блумберг, — парировала Анника, — я замужем и у меня двое детей.
— Да, да, — вздохнул он. — Уж эти мне феминистки. Тебе распечатки или вырезки?
— Пожалуй, лучше вырезки, если не затруднит, — ответила Анника.
Жалобно застонав, архивариус встал.
— С компьютерами все должно было стать намного легче, — негодующе проговорил Блумберг, — но не тут-то было. Двойная работа — вот что получилось из компьютеризации.
Он с головой залез в железный шкаф, бормоча: «Т…т…терроризм», а затем, тяжело сопя, вытащил из него несколько коробок.