Нина постучала по дверному косяку, и Пелле оглянулся.
— А, — сказал он, возвращаясь к столу. — Вот и ты.
— У меня просто нет слов, чтобы отблагодарить тебя, — сказала Нина, испытывая необычное смущение. — Я понимаю, что тебе пришлось взять такси, и, конечно, его оплачу…
— Я пошутил. — Дежурный офицер заправил рубашку под ремень. — С машиной все в порядке?
— Да, — ответила Нина, — но она очень грязная, а я не решилась заехать на мойку, так как не знаю, как моют машины с откидным верхом, но я поставила ее в гараж и с удовольствием вымою сама…
— Спасибо, — сказал Пелле, садясь. — Это было бы просто замечательно.
Нина кивнула.
Дежурный офицер несколько секунд рассматривал Нину, потом наклонил голову, увидев, что она в форме.
— Разве ты сегодня не выходная?
— Да, выходная, — кивнула Нина, — но мне надо присутствовать на слушаниях.
— Сегодня Юлии предъявят официальное обвинение и потребуют ареста? — спросил он.
Будто он и сам этого не знает.
— Да, в три часа, — сказала Нина.
Пелле встал и подошел к ней вплотную.
— Я хочу спросить у тебя одну вещь, — негромко произнес он. — Я знаю, что ты была на месте, когда полиция Катринехольма изъяла вещественные доказательства, касающиеся сына Линдхольма. Как это получилось?
Нина, не отвечая, смотрела в окно.
Пелле вздохнул.
— Я не хочу тебя подловить, — попытался объяснить он. — Я просто восхищен твоими связями. Не будешь же ты говорить, что оказалась в Сотрешете случайно?
Нина села на стул у стены.
— В Согчеррете, — поправила она Пелле. — Мне позвонил отец Юлии. Он вместе с другими деревенскими весь день обыскивал болото вокруг Бьёркбакена. Его сосед нашел вещи. Хольгер хотел удостовериться, что это действительно вещи Александра, прежде чем поднимать шум.
— Почему он решил, что ты в этом разберешься лучше, чем он?
— У Хольгера дальтонизм, — сказала она. — Он думал, что это пижама Александра, но не был уверен насчет медвежонка — Бамсе Линдхольма. Хольгер не хотел понапрасну пугать жену, и, позвонив мне, он, собственно говоря, позвонил в полицию…
Она замолчала, понимая, что несет чепуху.
Пелле Сисулу несколько секунд молчал, глядя на Нину.
— И что сказала его жена? Она официально опознавала вещи?
Нина кивнула:
— Она купила пижаму на прошлое Рождество. Пижама оказалась велика, но она решила, что мальчик все равно подрастет…
— Почему, как ты думаешь, эти вещи могли оказаться в озере?
Нина задумалась, еще раз представив себе вчерашнюю сцену.
— Это не озеро, это скорее болото. Если бы не дожди, по этому месту можно ходить, не замочив ног.
— Это далеко от дороги?
— Там есть лесная грунтовая дорога. Она и ведет к болоту.
— Значит, кто-то мог подъехать к болоту на машине, утопить тело и уехать. Там не было следов?
Нина посмотрела на шефа.
— Тело найдено не было, — сказала она. — Только пижама и медвежонок.
— Ты не заметила там журналистов?
Нина нахмурилась.
— Да, — ответила она, — там был репортер местной газеты из Флена. Его фамилия Оскарссон, он живет в Гранхеде и услышал о находке по полицейскому радио. Я бы хотела, чтобы ты сказал, не нарушила ли я какие-то правила.
— Думаю, что ты поступила совершенно правильно, — сделал вывод Пелле. — Ты приняла решение, что находка заслуживает интереса, и убедила нашедших обратиться к местным полицейским властям. — Он помолчал. — Кроме того, мне нравится, что для тебя это не просто очередное дело.
Нина сложила руки на груди и откинулась назад.
— Что ты имеешь в виду? — спросила она.
Начальник едва заметно улыбнулся и отвернулся к окну. Нина теперь видела только его профиль.
— Я до сих пор помню тот день, когда вы с Юлией впервые появились здесь. Люди всегда настороженно относятся к девушкам-полицейским, и едва ли я помню их всех, но вас я запомнил.
Нина продолжала сидеть со сложенными на груди руками, не зная, похвала это или оскорбление.
Он бросил на Нину быстрый взгляд.
— Вы были такие пылкие, — сказал он. — Большие горящие глаза, длинные волосы…
Он посмотрел на свои руки и встал.
Нина последовала его примеру.
— Значит, ты не будешь писать рапорт о моем недостойном и глупом поведении? — сухо спросила она.
Дежурный офицер покачал головой.
— Зачем я стану это делать? — спросил он и добавил по-английски: — Go and sin no more.
Нина удивленно посмотрела на Пелле.
— Ты говоришь по-английски? Я думала, что ты на сто процентов швед.
Черный великан от души расхохотался.
— Oh man, — с трудом произнес он сквозь смех, — не ожидал, не ожидал! Как только меня не называли — и ниггером, и черномазой обезьяной, но стопроцентным шведом — ни разу!
Нина почувствовала, что краснеет.
— Прости, — сказала она, потупив взгляд.
— Мой отец родился в Южной Африке, мама — в Штатах, а я рос в пригороде Стокгольма, в Фрюэнгене. Машину, как вымоешь, поставь в гараж.
Продолжая смеяться, он сел за стол и проводил взглядом Нину, вышедшую из кабинета и направившуюся к выходу.
* * *
Андерс Шюман внимательно разглядывал первую полосу «Квельспрессен».
Большую часть занимала крупнозернистая фотография болота, а в правом верхнем углу виднелся небольшой портрет ребенка Линдхольма.
Заголовок был абсолютно бескомпромиссным: МОГИЛА АЛЕКСАНДРА.
Никаких вопросительных знаков, просто констатация факта.
«Правильно ли это? Или это всего лишь отвратительная спекуляция на чувствах?»
Уже на первой полосе было написано, что на дне болота, рядом с летним домом главной подозреваемой, были найдены пижама мальчика и его игрушка — медвежонок.
Источник заявил: «Скоро мы найдем и мальчика — теперь это вопрос дней».
В последних строчках говорилось о том, что сегодня матери Александра будет предъявлено официальное обвинение, а прокуратура потребует ее ареста.
Главный редактор пригладил пальцами волосы.
«Нет, все же так нельзя. Гореть нам за это в аду».
Он тяжело вздохнул.
Сквозь стеклянную стену он видел, как у длинного стола репортеров дневной смены начинают собираться члены журналистской ассоциации — на ежегодное собрание. Судя по жестам, повестка дня не вызывала ни у кого ни интереса, ни особого энтузиазма.