– В арт-кафе «Маленький Париж», пожалуйста.
Она всегда садилась на заднее сиденье – ездить спереди вообще удел маргиналов, а уважающая себя леди ездит сзади. Вот только таксисты все – мужланы, как на подбор, ни тебе дверцу открыть, ни руку подать. Ничего, скоро она заведет себе машину с водителем, а Борик… да ну его, с ее-то нынешними деньгами зачем ей Борик?
– Пап, слышишь? У меня все получилось. Я еду в клуб! – Она позвонила отцу.
– Что ты говоришь! Детка, ты уломала нашу дуру?
– Ах, нет, пап. Упрямая кретинка, ты же ее знаешь. – Женька улыбается своим мыслям. – Пришлось мне самой все устроить. На нее напали в квартире, сильно избили, теперь в больнице окажется надолго, а вчера едва не убили Валерию – но это не я, мне просто повезло, так совпало, представляешь? Ну и кто-то должен теперь присмотреть за бизнесом!
– Пожалуй, я мог бы приехать и помочь тебе.
– Отличная идея, папа. Я осмотрюсь, прикину, что к чему, и позвоню тебе.
Женька расплачивается с водителем и выходит из машины. Вывеска «Арт-кафе «Маленький Париж» повергает ее в задумчивость.
– Это надо менять. Буквы кривые какие-то… ну, ничего, я здесь все изменю.
В первом зале пусто, бармен за стойкой вытирает стаканы, кафе работает с четырех часов пополудни, и Женька прислушивается к тишине. Это все отныне принадлежит ей! Никто не сможет ей помешать, никто!
– Мы закрыты. – Официантка, наглая девица, преграждает ей путь в зал. – Приходите к четырем.
– Вот что, милочка… – Женька с наслаждением тянет слова, подражая одной жутко светской даме, которую видела на тусовке, куда водил ее Борик. – Об этом можете больше не беспокоиться. Вы уволены.
Она всю жизнь мечтала это кому-нибудь сказать. Вот так, небрежным хозяйским тоном, словно это для нее ничего не значит, сказать: вы уволены. Пока она слышала эти слова только в свой адрес, на всех работах, куда бы она ни нанималась, очень быстро кто-то ей говорил это, а она мечтала сама кому-то их сказать. И вот мечта сбылась, только-то и надо было, что убрать с дороги глупую корову, возомнившую себя бизнес-леди. Господи, она что, совсем в зеркало на себя не смотрит? Чудовищно…
– Не надо здесь стоять, сдайте форму и пропуск и можете быть свободны, за расчетом придете послезавтра.
– И не подумаю.
Девица, хихикнув ей в лицо, скрылась в зале, и только сейчас Женька поняла, что она здесь вовсе не одна. Просто люди сидели в тени – трое очень солидных мужчин и пятеро крепких, спортивного вида ребят.
– Вы… что вы здесь делаете? Кафе закрыто! – пискнула она.
– Я знаю. – Алексей с улыбкой смотрел на Женьку. – Ведь я – директор, и, конечно же, я знаю время работы кафе.
– Директор? – Она в недоумении уставилась на собравшихся. – Но…
– Вы так торопились, Евгения Григорьевна, что не вникли в суть дела. – Паша Олешко с брезгливым сожалением смотрит на эту прелестную женщину. Кто бы мог подумать, такая красота, глаз не отвести! Если бы он своими ушами не слышал, ни за что бы не поверил. – Есть собственники кафе, ваша сестра и ее компаньонка. И есть директор, назначенный ими приказом. Никто его не может ни сместить, ни уволить, ни ограничить в правах – кроме собственников. Вы здесь вообще, извиняюсь, никаким боком. И даже если бы сестрица ваша, не дай бог, погибла – есть прямой наследник части бизнеса, меньше чем через полтора года он станет совершеннолетним. Не понимаю, на что вы рассчитывали.
Женька закусила губу. Она и раньше видела солидных людей и, глядя на этих троих, поняла – это не просто пришлые с улицы, это люди при деньгах и при власти, вон, охрана какая, у Борика такой отродясь не водилось. Но это – мужчины, а на мужчин она всегда знала, как влиять.
– Послушайте, вы не можете вот так меня отодвинуть. – Женька тряхнула волосами, и они блестящей волной заструились вокруг лица, ставшего похожим на ангельский лик. – Ника – моя родная сестра, Марк – племянник, и я должна позаботиться, чтобы…
– А с чего вы взяли, что о Нике нужно заботиться?
– Но… как же… Валерия в больнице, Нике тяжело с…
«… – Она надолго сляжет?
– Надолго. Сломали ей все, что могли. Пацана с девчонкой дома не было.
– Ну да, они же в школе. Так даже лучше. Лицо повредили?
– Да, сломали нос, скулы, выбили зубы, может, и глаз, не знаю, там месиво. Машину я забираю, как мы и договорились.
– Да забирай, нужна мне ее машина».
Это звучит из динамика, спрятанного где-то в зале, и Женька понимает, что должна прямо сейчас что-то сказать, но что сказать людям, смотрящим на нее с ненавистью и презрением?
– Мы – друзья Ники. – Высокий синеглазый блондин с растрепанными волосами изучает ее как какую-то невероятно мерзкую субстанцию. – И вы думали, что мы вам вот так просто позволим разрушить ее жизнь и отнять у нее то, что она создала?
– Евгения Зарецкая, вы арестованы по подозрению в организации заказного убийства…
Она не может поверить в происходящее. Девица в форме официантки ловко надевает на нее наручники, больно заломив ей руки за спину, а Женька думает только о том, что она должна вывернуться, что-то придумать, предпринять… Но на ум ничего не приходит, трое смотрят на нее с такой ненавистью, что она прожигает ее кожу, и Женька понимает – эти мужики превратят ее жизнь в ад – ради Ники, толстой дуры, вечно улыбающейся идиотки, недостойной никого из этих троих, не стоящей ничего из того, что у нее почему-то есть. Надо кому-то прямо сейчас позвонить, чтобы ее спасли, но кому? Отцу? Он никто, и звать его никак, все, что ему надо, – это с ее помощью забрать бизнес у Ники. Борику? Да он открестится от нее в тот же момент, как только глянет на этих троих. Почему ей некому позвонить, некого позвать на помощь? Почему за тридцать шесть лет жизни у нее не появилось ни единого друга, даже самого завалящего, ведь она достойна самого лучшего, почему же все прошло мимо?
– Ну, пошла на выход. – Девица в форме официантки подтолкнула ее. – Скажи спасибо, что мы мальчишку увели, не то бы он тебя вилкой заколол. И, сдается мне, был бы прав. Откуда только берутся такие гадины мерзкие, хотелось бы знать. Ничего, в тюрьме тебе живо мозги вправят.
Женьку сковал такой ужас, какого она не знала никогда. Пожалуй, впервые в жизни она испытала настоящее чувство, но не таких эмоций она ждала!
– Марек где? – Матвеев устало опустился на стул. – Я еле сдержался…
– Ребята затащили его к себе. От греха подальше. – Булатов вздохнул. – Вот так он жизнь начинает – учится ненавидеть… но тут и возразить нечего. В общем, я с персоналом переговорю сейчас, вместе решим, как нам быть, пока девчонки не в строю, а вы…
– А мы поедем домой к Нике. – Панфилов тяжело поднялся и потянулся за сигаретами. – Я Ирине обещал в больницу ее отвезти, к матери. А Макса там ждет кое-кто.