До четверга мне не представилось возможности заняться теми трупами. Хватало другой работы — нужно было составить досье на очередного насильника, которого собирались выпустить после длительного заключения. Речь шла, как всегда, об управлении рисками. Я изучила историю его преступлений, места, где он жил, его коллег и родственников, его нынешнюю ситуацию, пытаясь найти некую закономерность и определить, какова вероятность того, что он будет опасен и в дальнейшем причинит невообразимую боль молодым и невинным.
Кейт отсутствовала, так что мне приходилось еще тяжелее — нужно было отслеживать как ее список текущих задач, так и мой собственный.
Я так глубоко погрузилась в работу, что даже не заметила, как кто-то подошел сзади, — рука легла мне на плечо, и я едва не подпрыгнула.
— Прошу прощения, — рассмеялся Энди Фрост, словно мальчишка. — Я вовсе не хотел вас напугать.
— Все в порядке, сэр.
— Оставьте это «сэр», Аннабель. Я вам уже говорил.
— Знаю. Просто привычка.
— Я получил ваше письмо, — сказал он, присаживаясь на край стола Кейт. — Не могли бы вы чуть внимательнее взглянуть на список тел? Так сказать, провести сравнительный анализ?
— Конечно. Хотя достаточно подробным он вряд ли получится. Не забывайте, они упоминаются лишь в протоколах о происшествиях, а не в криминальных сводках. О некоторых вообще только несколько слов.
— Гм, — задумчиво протянул он. — Я упомянул об этом в оперативном отделе. Отдел тяжких преступлений не особо заинтересовался, чем я не слишком удивлен. У них и без того дел полно. Но Алан Робсон проявил чуть больший энтузиазм, так что я пообещал ему дать подробности.
— Алан Робсон? Глава отдела по борьбе с преступностью?
— Да, — кивнул Энди. — Его перевели из оперативного отдела в прошлом месяце.
— Похоже, готовит портфолио на повышение.
— Даже если так, это лучше, чем ничего. Какая-то информация у вас наверняка есть, к тому же, как вы сами говорили, это касается проблем общества, что, видимо, и привлекло его внимание. А если нам потребуется содействие социальной службы или ассоциации помощи престарелым — уверяю вас, он будет просто неоценим.
— В таком случае постараюсь сделать что смогу, — улыбнулась я.
По дороге домой я заехала в супермаркет, а потом завезла маме продукты, которые она просила купить накануне. Сегодня днем она опять звонила, чтобы добавить в список еще кое-что. Мама не пожелала ждать до выходных, хотя я обычно делала покупки в субботу утром.
В ее доме, как всегда, на всю громкость работал телевизор, и, если бы не невнятное бормотание в ответ на мое приветствие, я бы решила, что она вообще меня не заметила. Положив продукты в холодильник, я поставила размораживаться в микроволновку картофельную запеканку с мясом и включила духовку на прогрев. Под гудение микроволновки я вымыла и вытерла оставшуюся со вчерашнего ужина тарелку и утреннюю чашку из-под хлопьев, после чего поставила их в буфет.
От запаха мяса и подливки у меня заурчало в животе. Когда звякнула микроволновка, я поставила пластиковую тарелку на противень и сунула его в духовку, включив таймер.
— Будет готово минут через двадцать, — сказала я. — Хочешь, сделаю овощей?
— Гороха, — ответила мама, не поднимая взгляда. — И картошки.
— Картошка там уже есть, — возразила я. — Это же картофельная запеканка.
Она не ответила. Вздохнув, я поставила кипятиться воду, достала из контейнера в холодильнике большую картофелину и принялась ее чистить, думая, отчего мне хочется плакать.
Когда я сварила картошку и горох, запеканка уже покрылась хрустящей золотистой корочкой, сквозь которую пузырилась подливка. Выложив запеканку на тарелку, я поставила ее на поднос рядом с ножом, вилкой и бумажным полотенцем вместо салфетки — все мамины салфетки лежали где-то в коробке, обмотанной скотчем, который давно уже не клеился и свободно болтался.
Она молча начала есть, дуя на дымящуюся вилку, а затем бросила на меня взгляд, после которого я снова встала и пошла на кухню принести ей выпить. Когда я поставила на поднос стакан воды, она с отвращением на меня посмотрела:
— Что это?
Сегодня у меня не было сил с ней сражаться. В большинстве случаев мне удавалось остаться победительницей, но на этот раз я сразу же сдалась и вернулась в кухню. В холодильнике стояла неоткупоренная бутылка белого вина. Вытащив пробку, я принесла бутылку матери вместе с бокалом. Наливать всего один бокал не было никакого смысла — раз уж бутылка открыта, мама все равно ее допьет. А если она напьется и упадет, то будет виновата сама.
Наконец-то все. Попрощавшись, я надела пальто и вышла в ночь.
По крайней мере, кошка рада была меня видеть, она мяукала и прыгала у моих ног, словно пытаясь хоть чем-то мне помочь. Увидев внезапно появившуюся перед ней миску, Люси громко замурлыкала, а после еды разоралась у двери. Я открыла, и кошка убежала в темноту по своим кошачьим делам. В доме наступила тишина, я снова осталась одна.
Перед вечерним семинаром мне следовало почитать о критических субмодальностях, но я незаметно увлекся прошлогодними учебниками по биологии. Вспомнилось, как я узнал все о разложении — столь прекрасном и совершенном процессе, который создала природа, но лишил всей прелести человек; процессе, в котором так много переменных и предсказуемых величин; целой системе, управляемой природой и неподвластной людям.
Я зашел в Сеть поискать информацию об активном гниении — моей любимой стадии разложения. Формально активное гниение начинается после вздутия, когда природа окончательно заявляет о своих правах, — в этот период мягкие ткани быстро распадаются, особенно если во время фазы вздутия лопается слишком сильно растянувшаяся кожа. Наряду с деятельностью падальщиков разложение ускоряют внутренние естественные процессы, в том числе крайне восхищавший меня автолиз — разрушение клеток тела их собственными ферментами. Одной из первых разлагается поджелудочная железа, содержащая большое количество пищеварительных ферментов. В конце фазы активного гниения почти ничего не остается, даже кожи. Молекулы, из которых когда-то состояло живое, дышащее, чувствующее существо, превращаются в атомы, питающие почву и поддерживающие новую жизнь. Потрясающий круговорот.
В конце концов мне пришлось оставить компьютер. По пути в колледж я ненадолго заглянул в один дом в Кэтсвуде, но это мало что мне дало.
Здание колледжа Уилсона было серым в потоках дождя — каменное строение, которое другим казалось омерзительным, а у меня вызывало интерес. Оно выглядело сплошным и монолитным, но чем ближе к нему подходишь, тем больше вблизи замечаешь поросших лишайником трещин и отметин стихии.
На семинар пришли пятеро — Даррен, Лиза, Элисон, Роджер и я. Найджел, преподаватель, как всегда, опаздывал, и мы болтались возле запертой аудитории с кофе из автомата в мрачной тишине. Интересно, подумал я, они тоже пытаются придумать, что бы сказать поумнее? Такая уж проблема с этим курсом — не знаешь даже, о чем с ними и заговорить, чтобы не попасть впросак.