И потому меня отдали в ближайшее государственное учреждение, где я и провел оставшиеся школьные годы.
В обеденный перерыв позвонил Вон и пригласил меня в «Красного льва». Это был первый его звонок после того ужина, хотя я послал эсэмэс с благодарностью за прекрасный вечер. Возможно, он воспринял ее как издевку.
Мы сели, взяв по пинте пива. Угрожающе нависший над стойкой телевизор показывал спортивные новости — бесконечную мешанину цветов и человека в костюме, беззвучно излагавшего некие наверняка важные сведения о совершенно безразличных мне спортивных командах.
— Как дела у Одри? — наконец спросил я.
— Полагаю, все в порядке, — ответил он.
Я отпил пива, морщась и думая, что сейчас не помешал бы сэндвич с сыром и соленым огурцом. Я с надеждой посмотрел на стойку, но барменши, бочкообразной женщины в красных колготках и высоких черных сапогах, совершенно неуместных на такой коротышке, нигде не было видно.
— Хороший был ужин, — сказал я. — И приятно было побывать у тебя дома.
Люди часто говорят пустые слова — комплименты, замечания о домашней обстановке, сколь бы чудовищной она ни показалась. И я мало чем от них отличался.
— Собственно, — сказал Вон, — с ней не совсем все в порядке. Она стала какой-то странной.
— В каком смысле? — спросил я.
— Она какая-то… Рассеянная. После того вечера.
— О, — изрек я, не сумев придумать более подходящего ответа.
— Я пару раз ей звонил. Один раз она взяла трубку, но голос был совершенно отсутствующий. Я поехал к ней домой, но ее там не оказалось.
— Может, просто вышла, — услужливо подсказал я. — Или занималась чем-то.
— Не могу представить чем, — фыркнул Вон.
— До сих пор думаешь, что у нее роман?
Он удивленно поднял взгляд от кружки:
— С чего ты взял?
— Ты же сам меня об этом спрашивал несколько дней назад. Говорил, что хочешь повезти ее в трейлере в Уэстон-сьюпер-Мэр. Помнишь?
— А… Да. Кажется, да.
— Правда, Вон, — заметил я, — у тебя что-то с памятью.
— Я стал слегка рассеян, — сказал он, а затем, к моему удивлению, опустил голову на руки, и плечи его задрожали.
Я с любопытством уставился на него — уж где-где, но в «Красном льве» я его таким еще не видел.
— Вон, — спросил я, — что, черт возьми, случилось?
Всхлипнув, он достал из кармана брюк платок, с силой потер глаза и громко высморкался. При виде этой картины я содрогнулся, но, похоже, он все-таки взял себя в руки.
— Мне действительно очень нравится Одри, — наконец сказал он.
— Знаю, — ответил я, хотя происходящее в голове у Вона для меня оставалось такой же тайной, как и мысли любого другого человека. — Она симпатичная.
— Похоже, мы отдаляемся друг от друга. Все об этом говорит.
— Может, вам стоит перейти на новый уровень? — спросил я, позаимствовав фразу из одного случайно увиденного омерзительного ток-шоу. — Может, предложить ей выйти за тебя замуж или что-нибудь вроде того?
— В самом деле? Ты думаешь?
— Почему бы и нет?
Я всегда считал, что отношения у Вона просто-таки идиллические — с женщиной, которая живет в другом месте и лишь иногда приходит поболтать и, что намного важнее, заняться сексом. А потом убирает за собой и возвращается домой. Но, похоже, подобное удовлетворяет не каждого — по крайней мере, не Вона, который наверняка нуждается в большей эмоциональной привязанности женщины, чем я. Собственно, я в такой привязанности вообще не нуждаюсь.
Я надеялся, что Вон не станет выдвигать контраргументы, поскольку, чтобы им противостоять, мне не хватало опыта, — но я мог не беспокоиться. Он весь просиял, улыбаясь до ушей, словно Чеширский кот.
— Так я и сделаю, — заявил он. — Предложу ей руку и сердце. Конечно! Какой же я идиот!
— Не понял, — сказал я.
Идиотизм обычно не ускользает от моего взгляда, но в случае Вона я всегда предпочитаю считать, что тот просто пребывает в замешательстве.
— Она уже намекала, — горячо проговорил он. — Ее сестра в прошлом году вышла замуж, и с тех пор Одри шутит, будто сама слишком стара для брака, но наверняка именно этого она всегда и хотела!
Он с неподобающей поспешностью допил пиво — учитывая, что платил за него я, — и встал, наматывая на шею шарф.
— Куда ты?
— За кольцом, старина!
Лишь Вон не выглядел напыщенным болваном, употребляя слово «старина».
— У меня есть еще полчаса до конца перерыва, чтобы найти ювелирный магазин!
В гэвистонскую государственную среднюю школу на Гроув-роуд я пошел в тринадцать лет, за семь месяцев до своего четырнадцатого дня рождения. К тому времени я уже оправился от вызванного потерей отца шока, и мое состояние точнее всего можно было описать как «замкнутое». У меня не было никакого желания с кем-либо знакомиться, с кем-либо разговаривать или чем-либо заниматься, так что я вполне вписывался в новое окружение.
На третий день меня зажали в углу раздевалки двое мальчишек из другого класса.
— Новенький! — прошипел один из них.
Он был бледный, по-дурацки остриженный по моде тех времен, с выбритыми висками, торчащими на макушке мышиного цвета волосами и смешным конским хвостиком на затылке. Его приятель был не столько мускулист, сколько дороден, но все равно превосходил меня ростом как минимум на фут — прошло еще два года, прежде чем я вымахал до нынешних шести футов с небольшим.
— Да, — подтвердил я, предпочитая не говорить лишнего, но все равно выдав чужой для них акцент.
— Откуда ты? — бросил второй.
Я даже не понял, что это вопрос, и потому не счел нужным отвечать. Я собрался уйти, но они преградили мне путь.
— Ты чего, псих? — спросил тот, что пониже. — С башкой не в порядке?
Толстяк фыркнул и придвинулся ближе — достаточно близко, чтобы я ощутил вонь его подмышек.
Вряд ли они чем-то могли мне угрожать, и я уж точно их не боялся. Но они не давали проходу, а мне не хотелось больше торчать в этой смрадной, исписанной граффити дыре.
Пожалуй, главное мое преимущество над другими — внезапность. Я действую быстро, не колеблясь и не упускаю ни единого шанса.
Я пнул толстяка в пах. Он согнулся пополам и свалился на пол, пронзительно вопя, словно девчонка. Тот, что пониже, уставился на меня широко раскрытыми глазами. Он был примерно того же роста, что и я, и, видимо, никогда прежде ни с кем не дрался, не рассчитывая на помощь дружка.
Он попятился, пропуская меня. Я хотел было пройти, действительно хотел, но толстяк с воплями катался по полу, и впервые за многие месяцы я ощутил приятное чувство. Мне было хорошо. И весело.