— Здесь вина хорошего нет. А плохое я не пью.
Он заботливо посоветовал, стараясь скрыть хитроватые интонации в голосе:
— А вы с собой носите. В сумочке. В жизни ведь всякие ситуации случаются. В кафе хорошего вина нет, а у вас есть! Только в этом случае и штопор с собой брать придется.
Она с подозрением взглянула на него и довела его мудрую мысль до абсурда:
— Ага, и мужчину, чтобы бутылку открыть, поскольку принесенные клиентами бутылки официанты не открывают. И, вообще, во многих заведениях такого рода вход со своим спиртным запрещен. Так что, вы рекомендуете мне вино под забором распивать, с проходящими мимо бомжами? Другой компании я, по-вашему, недостойна?
Илья укоризненно пробормотал, невольно посмеиваясь и вертя в пальцах сверкающую вилку:
— Ну, зачем же так утрировать, Елизавета Александровна! Я же о вас беспокоюсь.
Лиза сумрачно пробормотала:
— Конечно, а о ком же еще? Это Людовик тринадцатый сказал: «избавь меня, Боже, от друзей, а от врагов я как-нибудь сам избавлюсь?» Сдается мне, что вы именно из этой категории друзей.
Он оскорблено возразил:
— Да нет, друг-то я хороший.
Она вспыхнула и разочарованно протянула:
— Понятно, просто мне вы не друг.
Не сдержавшись, Зайцев горячо посмотрел на нее откровенно страстным взглядом и отмел ее предположение:
— Нет, конечно! — В голове ярко полыхнуло: — И не хочу им быть. Любовником, а еще лучше, законным мужем… — Спохватившись, умерил пыл и прагматично уточнил: — Дружков у вас и без меня хватает.
Бедная Лизавета, которую только что вознесли до надежды, а потом смачно шмякнули об суровую действительность, по-настоящему приуныла и безнадежно посмотрела на часы, собираясь домой. Похоже, здесь ей делать нечего. Она быстро поморгала, стараясь скрыть набежавшие на глаза безнадежные слезы. Что-то она стала слишком плаксивой в последнее время. Лучше отправиться домой и там без свидетелей зализывать раны. Она протянула руку к лежащей на соседнем кресле сумочке.
— Торопитесь? — Илья внезапно испугался, что она сейчас уйдет. Враз стало тоскливо и одиноко.
Лизонька вяло пожала плечами, ни на что уже больше не надеясь.
— Да не особенно.
Решив, что ничего страшного не случится, если они просто поболтают, Илья стал рассказывать о своем отпуске, о северной красавице Печоре, о ее дикой красоте и опасностях, которые встречаются неопытным путешественникам.
Она немного отошла от его первоначальной холодности и вслушивалась в равномерное звучание его мягкого голоса с искренней радостью. Когда он закончил, обеспокоенно спросила:
— Это ведь опасно, хотя вы и рассказываете про все эти встречи с медведями и рысями с таким небрежным юмором? Интересно, а как жены ваших друзей относятся к этому увлечению?
Зайцеву показалось, что она примеряет нелегкую участь жены путешественника на себя, и сердце возбужденно забилось.
— Да нормально относятся, как еще, если каждый год собираемся? Были бы против, давно бы наша компания распалась. Нужно же изредка друг от друга отдыхать.
Заметив опустевшие тарелки, к ним подошла официантка с калькулятором и блокнотиком, прерывая разговор.
— Вы сейчас заплатите или еще посидите?
Илья, чувствующий, что его решимость держаться от Лизы подальше тает с каждой минутой общения с ней, категорично кивнул:
— Сейчас!
Отдав за ужин положенное, дождался, когда расплатится спутница, и встал, давая понять, что рандеву окончено. Она тоже нехотя поднялась и первая пошла к выходу. Зайцев двинулся за ней, против воли лаская взглядом ее грациозную фигурку.
Одевшись, вышли из кафе, и тут, охнув, Лиза вцепилась в его рукав. Ноги в модных ботиночках на тонкой гладкой подошве не стояли на льду, разъезжаясь в разные стороны.
Он насмешливо заметил, уверенно подхватив ее под локоть:
— Ага, снова вы на модельных коньках!
Она огрызнулась, пытаясь справиться со строптивыми ногами:
— С вами я всегда буду ходить только в кроссовках!
От этого откровенного намека на продолжение их отношений сердце у него сразу заныло и сладко и тревожно. Уже ни о чем другом не думая, он, как завороженный, уставился на ее розовые губы, чувствуя, что еще немного, и он вопьется в них бездумным поцелуем.
Не глядевшая на спутника Лиза, увидев невдалеке машину с желтыми шашечками наверху, обрадовано вскликнула:
— Такси! — и замахала рукой, подзывая таксиста.
С трудом освобождаясь от желания, Зайцев отвел глаза от ее манящего рта и посмотрел на дорогу. Усилие оказалось так велико, что, когда он взялся за ручку подъехавшей машины, у него мелко дрожали пальцы. Лизонька, привычно впорхнув в салон на заднее сиденье, с облегчением сказала:
— В Речной переулок, пожалуйста!
Илья неловко сел рядом, зацепившись носком ботинка за задравшийся коврик. Ему очень хотелось взять тонкую Лизину ручку и попробовать на вкус прозрачную кожу. С трудом сдерживаясь, напомнил себе, что для нее он ничтожный эпизод в длинной череде таких же, как он, безнадежно влюбленных. Но он не станет брошенной игрушкой! Уж лучше вовсе с ней не встречаться, и со временем это наваждение как-нибудь пройдет.
Подъехали к уже знакомой красивой высотке, и она безнадежно предложила, не надеясь на его согласие:
— Может, зайдете, Илья Викторович?
Проницательность ее не подвела: он отрицательно взмахнул рукой и бросил:
— Нет! Поздно уже! Меня родители дома ждут!
Бросив на него саркастический взгляд, — какой примерный сыночек! — она сунула в руку водителю сложенную бумажку и опрометью выскочила из такси, боясь сказать лишнее.
Зайцев заботливо наблюдал за ней, готовый броситься на помощь, если она снова будет скользить по льду, но, видимо, дорожка перед зданием была надежно посыпана песком, потому что до подъезда она дошла без проблем. Подождав, когда она откроет двери и войдет внутрь, бросил водителю:
— Поехали, шеф, на Разночинцев!
Легко тронувшись с места, такси рвануло по шоссе. Остановившись у нужного дома, водитель стал рыться в кошельке, чем изрядно удивил пассажира.
— Сколько с меня, шеф?
Шофер потряс большим кожаным кошельком, попыхивая от неудовольствия, как небольшой дракон.
— Да нисколько с вас. Это с меня столько, что не знаю, как и набрать. Эта ваша барышня сунула мне невесть чего, я сразу-то не посмотрел, а то бы и не взял! — выгреб из кошелька всю наличность, полез в бардачок, вытащил оттуда три смятые бумажки, потом распахнул куртку, вынул из внутреннего кармана еще две, расправил и протянул нетоненькую пачку пассажиру. — Кажись, всё! Сотня мне на чай за нервотрепку. Повезло, что у меня конец смены, а то катались бы сейчас по магазинам, деньгу вашу меняли.