— Не надо, она сама разденется! — рыкнул Волк, тяжелым взглядом гипнотизируя свою жертву. Он всегда испытывал комплекс неполноценности перед красивыми, знающими себе цену женщинами. Чтобы компенсировать это чувство ущербности, он хотел добиться полного подчинения.
Дунда все же стянул остатки блузки и бросил на пол. Вид обнаженной до пояса и полностью деморализованной Наташи распалил его до предела. Чего тут ждать? Он не понимал, чего добивается Волк, но проволочки вызывали у него животную ярость. Грубо вцепившись в платиновые волосы, он потащил женщину за собой. Мимо накрытого стола, за которым можно славно поесть и выпить — потом, когда эта шикарная баба, привязанная к кровати и использованная по несколько раз, будет ждать своей участи. Мимо наполненной хрусталем и фарфором старинной «хельги», по которой Дунда с непонятным остервенением ударил кастетом. Мимо огромного японского телевизора, который разбился с глухим, словно граната в подвале, взрывом кинескопа. Осколками поцарапало руку, и Дунда, зализывая кровь, вошел наконец в спальню, бросил Наташу на широкую кровать и распорол острыми шипами несколько подушек.
Пух и перья летали по комнате, создавая привычную атмосферу погрома, к которой Дунда подсознательно и стремился, потому что именно в ней чувствовал себя, как рыба в воде.
— Снимай все, сука! — невооруженной ладонью он с размаху ударил женщину по лицу.
— Ты чего здесь командуешь?! — зло спросил Волк по-чеченски. Он стоял на пороге и держал в руке взведенный «таурус». Ствол револьвера был направлен Дундс в живот. Второй раз за сегодняшний день.
— Разве ты здесь главный? Кто тебя в Москве оставил, кто сюда привел?
В гортанной речи Наташа различила только слово «Москва». Она плохо осознавала происходящее и хотела одного — чтобы этот кошмар поскорей закончился. Разнузданная агрессивность бандитов внушала парализующий животный страх. Руки и ноги были как ватные. Она не могла не только сопротивляться, но даже думать о сопротивлении.
— Мы оба главные! — примирительно ответил Дунда и вытер обслюнявленный подбородок, оставив на нем следы крови. — Нам что, бабы не хватит? Убери пушку! Хочешь первым — давай, мне все равно.
— То-то, — перейдя на русский, сказал Волк и подошел к кровати.
Квартира с цифрой «27» располагалась справа, дверь выглядела, как всегда, мирно, и Карпенко на миг подумал, что ошибся: мало ли к кому могли спешить невоспитанные кавказцы, вовсе не обязательно связывать их с остановкой поезда под Гудермесом. Однако обостренная интуиция подсказывала, что тревога не напрасна. Он приник к двери ухом — ничего не слышно. Универсальный набор отмычек позволил за несколько минут справиться с замками, но войти в квартиру помешала цепочка. Сквозь открывшуюся щель Виталий заглянул в прихожую. Осколки зеркала и разорванная блузка сказали ему все, что требовалось.
В квартире находились враги. Двое.
Чтобы не тратить времени, он не стал расстегивать брючный ремень, а попросту перерезал его и снял ножны. Они имели приспособление для резки колючей проволоки. Карпенко не знал, удастся ли им перекусить цепочку, но другого варианта не было. Отогнув шарнирный рычаг, он просунул инструмент в щель и зажал одну сторону плоского звена между режущими кромками. Пришлось приложить большое усилие, у него вздулись вены на шее и окаменели мышцы.
Крак! Счастье, что цепочка оказалась родной, российской, из незакаленной стали. Он захватил вторую сторону, напрягся… Крак! Дверь раскрылась, и Карпенко шагнул внутрь. Руки машинально привели «НРС» в боевое положение, и, выставив нож рукояткой вперед, он бесшумно скользнул в комнату. Сервированный стол, выбитое стекло «хельги», разбитый телевизор…
В спальне отчетливо слышалась какая-то возня и бессильное мычание. Делая последний шаг, Карпенко был готов увидеть самую отвратительную и гнусную сцену из всех, которые встречаются в жестоком и развращенном мире людей. Но до нее дело еще не дошло. Два сопящих чеченца заканчивали привязывать к кровати совершенно голую Наташу. Увлеченные своим делом, они не заметили движения за спиной.
— Идите домой и останетесь живы! — сам не зная зачем, сказал Карпенко единственную известную ему фразу на чеченском языке.
Бандитов словно обожгло кнутом. Они шарахнулись в стороны, испуганно оглядываясь назад, будто ожидали увидеть председателя совета старейшин родного села либо самого Аллаха, явившегося покарать нечестивцев. Но увидели крупного русского мужика с застывшим в ненависти лицом и вытянутой рукой. Карпенко нажал гашетку. Внезапная боль разодрала Волку грудную клетку. Дунда не понял, почему товарищ вдруг схватился за сердце и опрокинулся на пол. Да ему и не оставалось времени на осмысливание происходящих событий: мужик резко взмахнул рукой, и клинок спецножа до половины вошел между ребер, проткнув правое легкое. Захрипев, Дунда бесформенным кулем осел рядом с соплеменником.
Карпенко много раз бывал в серьезных переделках и действовал по всем правилам. Он быстро обыскал обоих, забрал револьвер и кастет, выдернул из раны свой нож. Волк умер сразу, а Дунда находился в таком состоянии, что вряд ли мог представлять опасность. Но все же Виталий выбросил железяки в другую комнату, а бездыханных бандитов связал их же собственными ремнями. Только дилетант оставляет внезапно «ожившему» врагу возможность выстрелить себе в спину.
Освободив Наташу, он перенес ее в гостиную и положил на диван. Женщина находилась в трансе, но пульс был ровным и хорошего наполнения. Достав мобильный телефон, генерал вызвал свою машину.
— Поужинал? — спросил он у взявшего трубку Королева.
— Вы что, шеф? — изумился капитан. — Еще до дома не доехал.
— Тогда разворачивайся, я тебя накормлю — тут шикарный стол. А кроме стола один «двухсотый» и один «трехсотый». Впрочем, считай, два «двухсотых». Вызывай Клевцова с ребятами. И захвати из первой помощи антидепрессант.
«Двухсотый», "трехсотый — принятое в армии кодовое обозначение убитых и раненых.
— Я понял, — после паузы ответил Королев. — Разворачиваюсь.
— Квартиру знаешь?
— Знаю.
Карпенко усмехнулся. Номера квартиры он никому не сообщал.
Коржов воспаленными глазами разглядывал Верлинова. Главный телохранитель, а по мнению многих и визирь Первого лица, выглядел сегодня неважно. Отчетливо выделялись мешки под глазами, откровенно проглядывала лысина, обычно тщательно, но не очень успешно маскируемая боковым начесом.
— Что произойдет, если взорвать ваш проклятый заряд? — безжизненным тоном спросил он.
Верлинов замешкался с ответом. Просто так подобные вопросы не задают.
— Сдвинутся геологические пласты под районом Кремля. Просядет поверхность — где на семь, где на двадцать метров. Словом, короткое, но интенсивное землетрясение силой до восьми-десяти баллов. Зона сплошных разрушений в диаметре трех-пяти километров.
— Да-а-а… Доигрались! — Коржов закрыл лицо руками. Стало ясно: произошло что-то ужасное.