– Знали бы вы, что она в отчете наворочала! – вставила Верочка. – Я до сих пор не пойму, что там и как?! Откуда такие затраты?!
– А потом?
– Потом она меня отослала на обед, просила что-нибудь купить ей поесть. Я ушла, хотя понимала, что меня просто-напросто удаляют из кабинета. И не ошиблась, знаете ли!
– В смысле? Когда вернулись, застукали их за пикантным? – сально поплыл взгляд корреспондента.
– Именно! – кивнула Верочка, помолчала, надувшись, а потом вдруг взорвалась: – Эта тварь почти лежала вон там, – ее подрагивающий пальчик ткнул в сторону Олиного рабочего места. – Она развалилась, а он ее… Он ее лапал!
– В смысле? – прикинулся непонимающим парень.
– Он трогал ее грудь! Вернее… – она закусила губку. – Вернее, Ольга держала его руки на своей груди и что-то говорила ему. А когда заметила меня, взорвалась возмущением. Это нормально?! Сама же его соблазняла, я живой свидетель! И сама же потом его, извините за выражение, еще и обругала! Ваще-е…
Корреспондент покивал, перекинул страничку блокнотика.
– А потом?
– Что – потом?
– Что было потом?
– А потом был вечер! – Верочка сморщила лобик, будто вспоминала. – Я ушла с работы, но потом вернулась в холл, мне в туалет надо было, автобус долго не приходил. Из туалета вышла и стала свидетелем безобразной сцены!
– Ага… – Корреспондент алчно сглотнул и, воткнув ручку в лохматые вихры на макушке, интенсивно почесался. – Давайте подробностей, Верочка! Отвратительных, грязных, дурно пахнущих!
И Верочка расстаралась! Она так живописно расписала все, что там происходило, что корреспондент в финале ее рассказа не выдержал и зааплодировал.
– А давайте к нам, а, Верочка? – приглашающе махнул он в сторону двери ее кабинета. – У вас талант!
– Скажете тоже! – смущенно улыбалась Верочка.
– У вас не просто талант, у вас талантище! – оскалился парень на пороге, перед тем как уйти. И пообещал, приложив руку к сердцу: – Я замолвлю за вас словечко, точно замолвлю, так и знайте… Ну а теперь я иду к господину Скоробогатову. Говорите, наиприятнейший человечек?..
Вечером того же дня, стащив с себя жилетку, растянутый пуловер, трикотажную кофту с длинными рукавами и кроссовки с разными шнурками, корреспондент оделся в брюки, свежую рубашку, ботинки. Причесал волосы, застегнул до подбородка куртку и, накинув на голову капюшон, вышел из дома. Через час он звонил в квартиру, в которой – он точно знал – его не ждали.
– О, ты чего это?!
Геральд стоял на пороге своей квартиры в одних джинсовых шортах, босиком и с недоумением рассматривал вырядившегося племянника. Он только что собрался поужинать. И тут звонок в дверь! А за дверью племянник Васька, который ни разу не был у него, насколько он помнит. Ванька был, а Васька ни разу. Хотя…
Хотя, может, и наоборот.
– Привет, – поздоровался Вася и шагнул через порог. – Я войду?
– Уже вошел. – Гера закрыл дверь и пошел в кухню. – Ты чего пришел-то? Мать послала?
– Не-а. – Васька следовал по пятам. – Никто меня не посылал, я сам себя послал.
– Макароны с сыром будешь? – Гера полез в сушку за второй тарелкой.
– Буду. – Василий вспомнил, что, движимый азартом, сегодня не ел вообще. – Руки можно вымыть?
– Нужно, – буркнул Гера и удивленно глянул в широкую спину племянника.
С первого января они не виделись. Прошло почти десять дней. Сейчас был вечер десятого. Никто из них за эти дни не позвонил ему ни разу. А тут вдруг – явление.
Он положил в тарелки макароны, по куску масла и посыпал тертым сыром. Все, больше в его доме есть было нечего. Если не считать белого хлеба и кофе, которого он сварил полтора литра в старом эмалированном кофейнике. Кофейник остался от матери, и он его Алине не отдал.
Они расселись, стали есть. Гера понимал, что Васька не просто так явился. Что-то таил в себе его шкодливый ускользающий взгляд. Что-то он ему уготовил. Либо новость, либо пакость. Либо то и другое вместе, то есть какую-нибудь пакостную новость.
Денег он ему не даст, твердо решил Гера, доедая макароны. У него их в принципе и нет. Накоплений было негусто. И те уйдут теперь на адвоката, которого он нанял Оле. Ее пока держали в СИЗО, но обвинение было уже предъявлено, шло следствие. Носов – мерзкое животное – обманул его по всем статьям. Мало того что поторопился, хотя его просили об обратном. Так еще и следствием почти не занимался, переключившись на другие дела. Это Геральду опера из их отдела насплетничали по старой дружбе.
– Ты бы на него, Гера, особенно не надеялся. Мелкий человечишко! Обманет все равно. Да, болтают, жена его бросила. Он теперь совсем сволочь! Не верь ему, Гера.
Гера и не верил. А про жену Носова узнал одним из первых. Вторым узнал, что Оле предъявлено обвинение, что ее скоро, на время следствия, перевезут из следственного изолятора. И он этого очень боялся.
Вообще все было очень плохо! Свиданий ему с ней не давали, хотя он пытался добиться и стучался не в одни двери. Информацией Носов не делился. Сам попытался что-нибудь разузнать, так его тут же начальству сдали. Такое было!..
– Что?! Дел никаких больше нет? Да? У тебя два подозреваемых по жестокому убийству, работай их, работай, умник! – орал на него полковник так, что вены на шее вздувались и темнели. – Если узнаю, что суешься в соседний отдел с советами и уговорами, выговор влеплю!
Да плевал бы он на все выговоры, если бы свидетели с ним шли на контакт. А так…
Витька его послал, не стесняясь в выражениях. Рожи корчил одна поганее другой, скорбь изображал старательно по безвременно ушедшей любовнице. Олины сослуживцы отказались говорить с ним в частном порядке. И больше всех негодовал господин Скоробогатов, хотя в принципе не должен был. Он под протокол Носову ни одного плохого слова не сказал об Оле. Не то что ее помощница. Та надрывалась, будь здоров! С ее слов, Оля получалась настоящим чудовищем.
Гера поехал к соседям Оли – говорить не пожелали. Сунулся к соседям убитой, так там тоже было все плохо. Двое из троих опрошенных утверждали, что видели молодую женщину, приехавшую на машине, которая по номерам оказалась Олиной. Видели, как эта женщина входила в подъезд, а потом выбегала оттуда и размахивала зажатым в руке предметом, который потом будто бы зашвырнула в багажник. Нет, узнать женщину они, конечно же, не смогли бы. Ночь, темно, освещения уличных фонарей недостаточно для того, чтобы рассмотреть цвет волос и глаз. Ну да, женщина была высокая, худенькая, с длинными волосами; в брюках и то ли в шубке, то ли в курточке. В принципе, по описанию подходила под Олину внешность.
– Но под это описание может подойти половина женщин нашего города! – кипятился потом в кабинете Носова Гера.