— Детектив Сакс, это Чарли Соммерс, менеджер отдела специальных проектов, — познакомила их Йессен.

Соммерс пожал руку Амелии.

Начальница взглянула на часы, встала, подошла к большому шкафу, достала оттуда куртку и надела ее. Смахнув с плеч то ли частички перхоти, то ли пылинку, она сказала:

— У меня встреча с нашей пиар-фирмой, а затем мне предстоит пресс-конференция. Чарлз, ты не мог бы проводить детектива Сакс в свой офис? Ей нужно обсудить с тобой кое-какие вопросы. Помоги детективу всем, чем сможешь.

— Конечно, буду рад.

Йессен смотрела в окно на свое наследство: огромное здание, сложное строение из башен, кабелей и лесов. На фоне мерцавшей вдали Ист-Ривер она производила впечатление капитана большого корабля. Йессен потерла указательный и большой пальцы правой руки — движение, свидетельствующее о сильном стрессе. Сакс сразу узнала его, так как сама часто делала то же самое.

— Детектив Сакс, сколько провода он использовал для совершения преступления?

Амелия ответила.

Руководитель компании кивнула, продолжая смотреть в окно.

— У него еще осталось достаточно для шести или семи таких акций. Если мы не сможем остановить его.

Энди Йессен не ждала ответа. Собственно, она и не обращалась ни к кому из находившихся в комнате.

18

После окончания рабочего дня в парке на Томпкинс-сквер в Ист-Виллидж резко меняется настроение и стиль гуляющих. Молодые пары, кто-то в одежде от «Брукс бразерс», кто-то с пирсингом или броскими татуировками, прогуливаются со своими малышами. Музыканты, влюбленные, двадцатилетние клерки, спешащие домой со столь презираемой ими службы и преисполненные надежд на удовольствия, которые обещает им приближающийся вечер. Здесь все полно ароматами хот-догов, карри и выпивки.

На скамейке под большим, широко раскинувшим свои ветви вязом сидел Фред Дельрей. Он взглянул на табличку, прикрепленную к дереву. На ней значилось, что здесь в 1966 году основатель движения «Харе Кришна» впервые пропел эту мантру за пределами Индии.

Упомянутого факта Дельрей не знал. Он всегда предпочитал светскую философию богословию, однако изучил все основные религии, и ему было хорошо известно, что члены секты «Харе Кришна» старались следовать четырем основным правилам дхармы — праведного пути: милосердию, самоконтролю, честности и чистоте тела и духа.

Он размышлял над перечисленными добродетелями и над тем, где следуют им больше: в Нью-Йорке или в Южной Азии, — когда вдруг у него за спиной послышались шаги.

Его рука не успела проделать и половину знакомого пути по направлению к оружию, когда раздался голос:

— Фред.

Дельрея не на шутку расстроило, что кто-то мог застать его врасплох. Уильям Брент в данной ситуации ему ничем не угрожал, но во многих других мог представлять реальную опасность.

Еще один признак того, что он утрачивает профессионализм.

Кивком головы он предложил Бренту сесть. В черном костюме, давно пережившем свои лучшие дни, Уильям представлял собой человеческий тип, трудно поддающийся описанию. Двойной, начинающий отвисать подбородок, пронзительные глаза под зачесанными назад волосами, покрытыми лаком сильной фиксации. Очки в металлической оправе, которые были не в моде уже тогда, когда Дельрей впервые с ним столкнулся. Однако им нельзя было отказать в практичности, что было весьма типично для Уильяма Брента.

Секретный агент скрестил ноги и уставился на дерево. На Бренте были носки с ромбовидным рисунком и поношенные кожаные туфли.

— Как поживаешь, Фред?

— Нормально. Весь в делах.

— У тебя так всегда.

Дельрей не стал спрашивать Брента о том, чем тот сейчас занимается, какое имя носит в данный момент, о планах. Все подобные вопросы были бы пустой тратой времени и сил.

— Джип. Странное создание, верно?

— Верно, — согласился Дельрей.

— Сколько времени он, по-твоему, еще протянет?

После паузы Дельрей дал вполне искренний ответ:

— Три года.

— Здесь. Но, быть может, в Атланте ему удастся протянуть и подольше. Если, конечно, не возьмется за старое.

Дельрея обнадежил объем познаний собеседника. Даже агенту ФБР было неизвестно, куда конкретно направляется Джип.

— Итак, Фред, должен тебя проинформировать, что теперь у меня есть работа. Вполне законная. И я жду объяснений сегодняшнего твоего приглашения.

— Ты умеешь слушать.

— Слушать?

— Почему мне нравилось работать с тобой? Потому что ты всегда внимательно слушал. И очень многое слышал. И у меня есть ощущение, что ты не утратил своей способности и сейчас.

— Ты имеешь в виду взрыв на автобусной остановке?

— Угу.

— Какие-то неполадки с электричеством. — Брент улыбнулся. — По крайней мере так говорили в новостях. Меня всегда удивляло то безграничное доверие, которое мы питаем к СМИ. Но почему я должен им верить? Они готовы с утра до вечера грузить нам мозги всякой дребеденью по поводу очередных дебошей бездарных актеришек и двадцатидевятилетних поп-звезд с громадными сиськами и пристрастием к кокаину. С какой стати я должен тратить на это драгоценные секунды своего сознания?.. Итак, автобусная остановка, Фред. Там случилось что-то еще.

— Да, там случилось что-то еще. — В общении с Джипом Дельрей принимал на себя одну роль: мелодраматическую, в стиле современного телевидения, — но здесь, с Уильямом Брентом, он был актером театра Станиславского, тонко продумывающим каждую свою реплику, каждый взгляд. Текст писался давно, но исполнение шло из души. — И мне нужно знать что.

— Мне нравилось работать с тобой, Фред. Ты был… сложным партнером, но всегда честным.

«Значит, я прошел четверть пути к дхармическому просветлению», — подумал Дельрей, а вслух произнес:

— Мы продолжим наше сотрудничество?

— Я на пенсии. Работа шпика вредно влияет на здоровье.

— О, сколько бывает случаев, когда пенсионерам приходится снова вернуться на работу. Экономика у нас никуда не годная. И соцобеспечение — штука ох какая ненадежная. Итак, мы продолжим наше сотрудничество? — повторил Дельрей.

Брент не отрываясь смотрел на старый вяз в течение долгих пятнадцати секунд.

— Мы продолжим наше сотрудничество. Введи меня в курс дела, и я решу, стоит ли оно моего времени и риска. Для нас обоих.

«Для нас обоих»?.. Последняя фраза удивила Дельрея.

— Многого я тебе сообщить не смогу, — сказал он, — так как у нас самих очень мало сведений. Но есть предположение о существовании некой террористической группировки, название которой начинается со слов «Справедливость для…». Мы не знаем, для чего или для кого. Руководителем ее, вероятно, является некто по имени Рахман.