— Вы меня знаете?
— Я Рэй.
— Рэй Гальт?.. — Сердце Валя глухо заколотилось. Он подумал: еще мгновение — и ему станет плохо.
— Послушай. Что ты…
— Ш-ш-ш. Не останавливайся.
Они прошли по переулку еще примерно футов пятьдесят и свернули в темный угол.
— Ложись. Лицом вниз. Руки за спину.
Валь подчинился не сразу — ему пришла в голову совершенно нелепая в данных обстоятельствах мысль, что он испачкает дорогой костюм, который сегодня утром надевал с такой гордостью. «Ты всегда должен выглядеть лучше своей должности», — говорил ему отец.
Пистолет сорок пятого калибра больно надавил ему на бедро. И он, не раздумывая больше, рухнул в грязь.
— Я больше не хожу к «Лени», Берни. Ты меня за дурака держишь?
Из чего Валь понял, что Гальт в течение некоторого времени следил за ним.
А ведь он даже ничего не заметил. И какой же, к черту, из него полицейский?!
— И я не пользуюсь их выходом в Интернет. А выхожу туда через сотовый.
— Ты убил людей, Рэй. Ты…
— Они погибли не из-за меня. Они погибли из-за «Алгонкин» и Энди Йессен! Почему она меня не послушала? Почему не сделала то, о чем я просил?
— Они хотели выполнить твои условия. У них было просто недостаточно времени, чтобы отключить сеть.
— Ерунда!
— Рэй, послушай. Сдайся полиции. Все, что ты делаешь, — сущее безумие.
Горькая усмешка.
— Безумие? Ты думаешь, я сумасшедший?
— Нет, я не то хотел сказать…
— Так я тебе скажу, кто сумасшедший, Берни. Компании, которые жгут газ и нефть и уже обгадили всю планету. И которые по проводам гонят ток, убивающий наших детей. А ведь только потому, что мы жить не можем без всяких там долбаных блендеров, фенов, телевизоров и микроволновок… Ты со мной не согласен?
— Согласен, Рэй. Ты прав. Извини. Я не знал, через что тебе пришлось пройти. Я тебе очень сочувствую.
— Ты искренне говоришь, Берни? Ты на самом деле так думаешь? Или ты просто пытаешься спасти свою задницу?
Пауза.
— Понемножку того и другого, Рэй.
К удивлению Бернарда Валя, убийца расхохотался.
— По крайней мере ответ честный. Возможно, единственный честный ответ, когда-либо прозвучавший из уст сотрудника «Алгонкин».
— Послушай, Рэй, я ведь только выполняю свою работу.
Эти слова были проявлением трусости с его стороны, и он проклинал себя за то, что произнес их. Но Валь думал о жене и троих детях, о матери, живших на Лонг-Айленде.
— Я ведь лично против тебя, Берни, ничего не имею.
Валь думал, что минуты его сочтены, и изо всех сил старался не разрыдаться. Дрожащим голосом он спросил:
— Чего ты хочешь?
— Я хочу, чтобы ты мне кое-что сказал.
Код для проникновения в дом Энди Йессен? В каком гараже она оставляет свою машину? Валь не знал ни того ни другого.
Однако преступнику было нужно нечто совершенно иное.
— Я хочу знать, кто меня ищет.
— Кто и… — хриплым голосом произнес Валь. — Ну… полиция, ФБР, Агентство национальной безопасности… Практически все. Их сотни.
— Скажи мне то, чего я не знаю, Берни. Мне нужны имена. В том числе и в «Алгонкин». Я знаю, что многие сотрудники помогают им.
Валю хотелось расплакаться.
— Я не знаю, Рэй.
— Они почти сумели предупредить нападение на отель. Откуда они узнали о нем? И чуть не поймали меня там. Кто им помогает?
— Я не знаю. Они же со мной не делятся, Рэй. Я ведь всего лишь начальник охраны.
— Ты начальник отдела безопасности, Берни. Конечно, они многим с тобой делятся.
— Нет, на самом деле я…
Он почувствовал, что из его кармана вытаскивают бумажник.
О нет, только не это…
Гальт вслух прочитал домашний адрес Валя и сунул бумажник обратно.
— Какова сила тока у тебя дома, Берни? Двести ампер?
— Послушай, Рэй. Моя семья не сделала тебе ничего дурного.
— Я тоже ничего дурного никому не сделал, а заболел. Ты часть той системы, из-за которой я заболел, а твоя семья живет за счет системы… Итак, двести ампер? Маловато для дуги. Но душ, ванна, кухня… Я могу просто поиграть с короткими замыканиями, и весь твой дом превратится в один большой электрический стул, Берни… Ну давай говори.
Фред Дельрей шел по улице в Ист-Виллидж, мимо ряда гардений, мимо кофейни для гурманов, мимо магазина одежды.
Боже мой, неужели рубашка стоит триста двадцать пять долларов? Только рубашка, без пиджака, галстука и обуви?..
Он продолжал свой путь мимо витрин со сложными машинами для варки эспрессо; с картинами, цены на которые были явно завышены; с блестящими туфельками, которые какие-нибудь девушки потеряют по дороге из одного ночного клуба в другой.
Фред думал о том, как изменился Ист-Виллидж с тех пор, как он стал агентом.
Да, изменился…
Когда-то он был местом непрерывного карнавала, он был сумасшедшим, ослепительно ярким и оглушительно громким, он был местом, где смех переходил в безумные вопли, где любовники сплетались в страстных объятиях или печально проплывали по запруженным людьми мостовым… и так постоянно. Двадцать четыре часа в сутки. Теперь эта часть Ист-Виллидж своим обликом и звуковым фоном напоминала очень средний телесериал…
Да, как все меняется! И дело не только в деньгах, не только в озабоченных взглядах солидных джентльменов, ныне населяющих здешние места, не только в картонных кофейных стаканчиках, заменивших фарфоровые чашки с отбитыми краями…
Нет, не они удручали Дельрея. А нечто совсем другое.
Его бесило то, что все кругом звонят по своим долбаным сотовым. Болтают, посылают сообщения и… о всемогущий Господь! — вот перед ним стоят два туриста и ищут ресторан с помощью джи-пи-эс на телефоне!
И это в долбаном Ист-Виллидже!
«Облачная зона…»
Повсюду он получал все больше доказательств того, что мир, даже здешний — мир, который он, Дельрей, когда-то мог назвать своим, — становился миром Такера Макдэниела. Когда-то Дельрей представал здесь в самых разных обличьях: бездомным бомжем, сутенером, торговцем наркотой. У него хорошо получалась роль сутенера, он любил яркие рубашки — лиловые, зеленые. И не потому, что он был как-то связан с полицией нравов, которая к ФБР не имела никакого отношения, а потому что умел сыграть свою роль с идеальной достоверностью.
Он был настоящим хамелеоном.