– А ну, переведи! – сказала грубая Светка, тыкая красным ногтем в подпись под фотографией с особенно заковыристой позой.
– Э-э-э… – замычал Интеллигент, – э-э-это, одним словом, секс. Тут не все слова понятны, нужен словарь.
– Я и без тебя вижу, что секс, – сказала Светка. – Интересно, что пишут под этим сексом!
– Какая разница! – вмешался Зоня, с утра поддатый. – Секс – он и есть секс! Что у нас, что в Индии!
– Ты б знал! – презрительно ответила ему Светка. – Где это ты у нас такой секс видел? В цирке? Или в американских порнушках?
– А давайте попросим Игорька почитать, – предложила Людмила.
– Игорь Дмитрич! – завопила Светка. Оглянулся не только Игорек, но и все туристы, а также обслуга, которые находились в холле гостиницы.
Гид Игорь Дмитриевич Полунин, Игорек, был славным парнем лет двадцати восьми, спокойным, добродушным и терпеливым, которого не могли вывести из себя ни манеры, ни поведение соотечественников.
– Как он их выдерживает, ума не приложу, – сказала однажды Римма Людмиле. – Я бы их всех поубивала на месте!
Мужчины их группы напивались и горланили песни в номере гостеприимного Зони, а в полночь шли охладиться в бассейн, хотя прекрасно знали, что бассейн работает до девяти, и заставляли боя приносить полотенца. У обслуги срабатывал табу-рефлекс на белого человека, вдолбленный англичанами за века владычества британской короны, и бой, вместо того, чтобы пожаловаться начальнику, как сделал бы на его месте любой европейский коллега, послушно нес полотенца.
А купальные трусы! Не семейные, тысячу раз осмеянные отечественными юмористами со сцены, нет – плавки! Короткие облегающие бикини, на которые с ужасом взирали остальные туристы, купающиеся в длинных широченных штанах до колен, разновидности наших семейных, только разноцветных. Мужчины брали разбег чуть ли не от дверей гостиницы, летели к бассейну и с ревом бросались в воду, поднимая фонтаны брызг. Непременно кто-нибудь открывал окно, несмотря на работающий постоянно кондиционер, свешивался вниз и орал: «Как водичка?»
А манера наряжаться в белые кроссовки и черные костюмные носки? А поголовное незнание английского? А «чейнч», которому предавались с восторгом, жертвуя временем на культурную программу?
– На хрен мне этот музей! – фыркал Зоня, выражая мнение большинства. Если бы не необходимость принимать пищу, он безвылазно сидел бы у себя в номере. – Мне эта ваша Индия уже вот где! – Зоня пилил ребром ладони по горлу.
– А лично я хочу в музей! – говорила Антон.
– И мы! – присоединялась к ней Людмила.
– Зачем было ехать? – возмущалась Антон. – Не понимаю! Парадокс какой-то!
Все уже знали, что в туристическую поездку Зоню отправил сын – преуспевающий бизнесмен.
– Надеется, что папаша потеряется или станет невозвращенцем. Воображаю, как он им всем остохерел! – хихикала Римма.
Девушки лежали в шезлонгах под цветущими кустами красных гибискусов и беседовали. По соседству расположились Зоня и Вовчик. Зоня – небольшой, поджарый, с широкими плечами и узким тазом, ростом, правда, не вышел. Ленин в кепке на безволосой груди Зони, наколотый синей тушью, приковывал взгляды окружающих. Вот и сейчас к нему подошел, улыбаясь до ушей, высокий тощий американец с фотокамерой, сказал: «Хай!» Показал на камеру, потом на портрет вождя.
– Ноу проблем! – бодро сказал Зоня, втянул живот, расправил плечи, выкатил колесом грудь и отставил в сторону правую ногу. Руки, сжатые в кулаки, поместил на уровне пупка. Американец засмеялся и защелкал камерой. Он снимал Зоню вблизи, потом отбегал на несколько шагов и снимал оттуда, потом приседал на корточки и снова снимал. Наконец, удовлетворившись, он сказал «спасиба», похлопал Зоню по плечу и собирался уже вернуться к семье – некрасивой блондинке жене и двум тинейджерам, наблюдающим за отцом.
– Айн момент! – остановил его Зоня. – Вован, давай сюда! – Он махнул рукой сожителю, лежавшему в шезлонге на самом солнцепеке. Вовчик стеснительно дернул плечом. – Давай сюда, кому говорю! – строго повторил Зоня.
Вовчик неловко встал и, глядя куда-то в сторону, боком поковылял к другу. Он смотрел исподлобья, был обожжен щедрым индийским солнцем и красен как рак. Подошел, встал рядом.
– Поздоровайся с товарищем, – сказал Зоня. – Это мой френд, – повернулся он к новому знакомому, – Владимир. А я – Коля! Николай.
– Джон! – сказал американец, широко улыбаясь.
– Давай, Ванек, щелкни нас с другом, – Зоня показал на камеру, обнял стесняющегося Вовчика за плечи и широко улыбнулся.
Американец послушно навел на них камеру.
– А теперь всех нас, на память, – Зоня ткнул пальцем в Джона, Вовчика и Ленина в кепке у себя на груди. – Семен Кириллович, помогите! – закричал он и помахал рукой мужу Прекрасной Изольды, который также находился здесь.
– Бред какой-то! – сказала Римма, обращаясь к Людмиле. Девушки от нечего делать внимательно наблюдали за сценой, разворачивающейся перед их глазами.
Семен Кириллович подошел деревянной походкой, старательно не глядя на девушек. С достоинством поздоровался с иностранцем. Тот протянул ему камеру и шагнул к Зоне. Зоня обнял его за плечи, как раньше обнимал Вовчика. Вовчик поместился с другого боку. Вся троица замерла, широко улыбаясь в объектив.
– Спасиба, – повторил американец, принимая камеру из рук Кирилла Семеновича. – Бай-бай! – Он направился к ожидавшей его семье.
Но не тут-то было!
– Куда? – удивился Зоня, хватая его за руку. – Милости прошу к нашему шалашу!
И он резво потащил недоумевающего американца к бивуаку в тени, где, прямо на мраморном полу было расстелено большое махровое полотенце с нехитрыми закусками и бумажными стаканчиками. Простодушное дитя прерий покорно последовало за гостеприимным Зоней.
– Прошу всех к столу! – повторил Зоня. – Семеныч, будешь?
Кирилл Семенович покосился на Прекрасную Изольду, мирно дремавшую в тени, и кивнул.
– Лады! – обрадовался Зоня. Расстегнул молнию на спортивной сумке, достал бутылку с яркой этикеткой, разлил содержимое ее в бумажные стаканчики, протянул один из стаканчиков Джону: – Давай, Ванек, вздрогнем!
Американец оглянулся на семью, взял стаканчик, понюхал, чирикнул вопросительно.
– Чистый продукт! – заверил его Зоня. – Как хлеб. У нас с сыном заводик. Сын у меня бизнесмен. Биз-нес-мен! – повторил он по слогам, чтобы американцу было понятнее. – А я – народный контроль! – он хихикнул. – Дегустирую!
Американец снова понюхал стаканчик, покачал отрицательно головой и поставил стаканчик на полотенце. Снова чирикнул.
– Ты чего? – удивился Зоня. – Чего он? – обратился он к Кириллу Семеновичу.
– Он абстинент! – сказал Кирилл Семенович.
– Кто?!