Я уверен… есть параллельные миры, где мы бываем иногда. То самое пресловутое дежавю… А потом мучительно пытаемся вспомнить, что же было там, – и напрасно, напрасно! Мы – муравейник… полигон для опытов. Человека можно заставить делать что угодно, превратить в зомби, а потом он ничего помнить не будет. Все мы здесь жертвы. Лида, Аркашка, Элка…
Речь его становилась все менее связной. Он словно забыл обо мне и говорил уже для самого себя.
– В каком смысле – зомби? – озадаченно спросила я.
– В прямом! – страстно сказал Трембач. – Посмотрите же вокруг! Нелюди! Зомби! Секты, колдовство, спиритические сеансы, дремучесть, суеверия, невежество – сон разума. Истинный сон разума… Так всегда бывает перед общественными потрясениями – революциями или войнами. Почитайте историю.
Он внезапно замолчал, уставясь в стол. Выражение лица у него было странное, диковатое какое-то.
– Петр Петрович! – Мне стало страшно. – Можно водички?
– Что? Ах да… воды… Извините, я сейчас…
Он поднялся из-за стола, неверными шагами пошел к двери и исчез на долгие десять минут…
– Смерть предсказала, представляете! – сказал он, возвращаясь и протягивая мне чашку с водой. Лицо и волосы его были влажными, видимо, он только что умылся. Голос спокоен, движения замедленные. – Элла! Старая жалкая Элла! Она когда-то пыталась, так сказать, соблазнить вашего покорного слугу, но… не в моем вкусе – истерична, слащава до приторности и, что хуже всего, глупа! Хотя считается, что женщине известная толика глупости не повредит. Но лично я не выношу глупых женщин. Лида держала ее при себе из-за чувства ностальгии… по детству, по старой дружбе. Мы все дружили когда-то, все… Жаль Лиду… Кусок жизни оторвался с ней. И все уже будет по-другому. И коньяки у нее были первоклассные, не то что суррогат из лавки. И вечера наши кончились, и ночи. Сидим, бывало, в картишки перекидываемся, коньячок потягиваем, лимончиком закусываем. Лида тоже коньяк предпочитала, а Элла ликеры все сосала.
Лидусь, говорю, а пожевать чего-нибудь не найдется? Как не найтись? Балычок, рыбка копченая, огурчики маринованные, пожалуйте, было б желание! Нальем себе с Аркашей коньячку, тяпнем, огурчиком захрустим… Лепота! Эх, жаль, прошло все! Кануло. Аркаша утонул летом в Крыму, Лиды тоже… нет… – Голос его дрогнул.
– А квартира! – мечтательно продолжал он через минуту. – Красивая, уютная, богатая квартира. Вы можете сколько угодно повторять, что равнодушны к комфорту, да только неправда это. Не видели вы по-настоящему красивой и богатой квартиры с солидной тяжелой мебелью, драпировками, коврами, серебром и прекрасным фарфором, если заявляете, что равнодушны ко всему этому. Взять малость такую, как туалетная бумага. Мягкость, нежность, восторг какой-то! Ароматизаторы воздуха всякие – одно удовольствие посидеть с газеткой в таком клозете. Все эти примочки поболе моей зарплаты тянут, которую к тому же и платят весьма нерегулярно. Если бы не частные уроки, ей-богу, пропал бы!
Лида с мужем где-то в Азии несколько лет служили, по стенам деревянные панно – сцены из тамошней жизни, слоны, танцовщицы, инкрустация перламутром, ширмы шелковые, статуэтки слоновой кости, вазы на полу громадные, с драконами, одним словом, красоты и очарование Востока. Музей, а не квартира! Картины местных художников тоже, пастели знаменитого Ренского, нашего гения… Это из того, что бросалось в глаза, на виду было, а сколько всего по шкафам да по сейфам скрыто было! Лида мне как-то показывала папочку с рисунками – наброски декораций к известному балету авангардному начала века. Сецессия [15] , говорит, им цены нет. На мой взгляд, ничего особенного, но я ведь профан… Что я видел в жизни, кроме школы своей занюханной? С директрисой-психопаткой?
Женился рано сдуру. За мной дочка большого начальника бегала, мне бы, дураку, на ней жениться, а уж ее папаша о моей карьере позаботился бы, не обидел. Она за мной, а я от нее. Да еще и насмехался, издевался. А ведь неплохая девчонка была, ей-богу, толстая, правда. А так – добродушнейшее существо на свете! Да что уж теперь… Женился, разумеется, по любви, как же иначе. Да куда ж она, эта любовь, делась? Денег не было, квартирой своей и не пахло, угол снимали – молодые специалисты! Нагрузки зверские. Разбежались через пару лет, слава богу, хоть детей не нарожали. Да что ж это я так разговорился? – перебил себя Трембач, глубоко затягиваясь и кашляя. – Не к добру! Старею, видимо. Все! Жизнь состоялась, ставки сделаны, господа картежники, и ничего нет впереди. Ни-че-гошень-ки. Эх, Лида, Лида! Говорил я ей: молодой любовник до добра не доведет, тебе, говорю, мужчина нужен солидный, с жизненным опытом. А она мне: «Ты, что ли?» А хоть и я! А она только смеялась в ответ.
– Петр Петрович, а что вы можете сказать о Полунине?
– А? – очнулся Трембач. – Полунин? Ничего паренек, приятный. Не знаю, что сказать. Я и видел-то его от силы два-три раза. Не знаю!
Оживление Трембача угасало на глазах. Лицо его постарело и потемнело. Передо мной сидел старый, равнодушный ко всему, усталый человек.
… – Вы напрасно копаете по этому делу. Убийца арестован – вот и радуйтесь! – говорил Трембач, провожая меня до двери. – Ничего вам не найти и не узнать правды. Политическое это дело, поверьте мне. Генерал Медведев вхож был в самые высокие сферы. Лида, бывало, как смотрим новости по телевизору, говорит, вот этот – ворюга, клейма негде ставить, а этот – не лучше и так далее. А голос от ненависти аж дрожит. Это они, говорит, Вячеслава убили… Вячеслав – это муж ее, генерал Медведев. Он ее молоденьким лейтенантиком увез отсюда. Это была блестящая партия для Лиды, повезло девке. Он – из известной семьи потомственных военных, со связями, а она без отца воспитывалась, только мать и сестра старшая, бедность непролазная. Слухи были, что ему другую невесту прочили, своего круга, да он Лиду встретил, она и не упустила свой шанс. Я, говорит, их всех могу в одночасье уничтожить. И запросто могла, не боялась ни грома, ни тучи.
* * *
Добравшись домой, я поспешно сняла пальто, босиком побежала на кухню. Щелкнула кнопкой электрочайника, уселась на табуретку и задумалась.
Голова шла кругом: убийство Симкина, Петр Петрович Трембач с его странными речами… Пророчества о смерти доморощенной ведьмы Эллы…
Подруга детства Элла, кошка драная и прорицательница, предсказала смерть всей компании, и двоих уже нет, оба погибли неестественной смертью. Аркаша утонул, Медведева убита. Остались Трембач и сама Элла. Трембач нервничает и боится, это видно невооруженным взглядом… Чего? Предсказания? Называет себя материалистом, а сам боится. Я рассеянно намазывала хлеб маслом, рассеянно отхлебывала кофе из глиняной чашки, не замечая, что кофе не сладок – о сахаре я забыла напрочь, и чувствовала растущее беспокойство. Неужели… предсказание работает?
Доморощенная ведьма Элла, подруга детства, ненавидевшая Медведеву, предсказала смерть, и предсказание сбылось… Что это?