– Рим! – только и сумел сказать он. – Рим!
Она поняла, вскочила со своего места…
Они стояли обнявшись. Вилась мошкара вокруг лампы. Горели, потрескивая, поленья в камине. В окно тянуло ночной сыростью.
– Ты моя любушка, – прошептал он, отрываясь от ее губ. – Если бы ты знала, как я люблю тебя!
– Я тебя тоже люблю! – смеялась она. – Мы будем жить долго и счастливо и умрем в один день.
– Мы никогда не умрем! И послезавтра уедем в Италию!
– Но у меня нет маленького черного платья!
– Купим там! В Венеции я знаю один потрясающий бутичок. Устроим себе медовый месяц.
– Игорек, – сказала Римма. – Я хочу в Индию. Я часто вспоминаю, как пришла к тебе тогда, помнишь? – Она утерла слезинки.
– Разве такое забудешь? – засмеялся он, притворяясь, что не видит ее слез. – Львица! Женщина-вамп! А глаза испуганные.
– Неправда! – возмутилась Римма. – Это ты испугался! Открыл дверь и чуть не свалился, когда увидел меня.
– Разберемся! Пожалуйте за стол, мадам! Шампанское испускает последние пузыри!
Когда мужчина и женщина верят друг другу,
страх и беспокойство растворяются в радости.
Сердце знает только любовь и счастье. Доверие умножает удовольствие от чувственной любви…
Камасутра, ч. 5, гл. 1. О чувственной любви
– Как ты пахнешь, – говорил он, гладя ее волосы. – Это же с ума сойти, как ты пахнешь! В Индии, когда ты воткнула желтый цветок в волосы, я умирал от желания дотронуться до тебя. Как я мучился тогда! Как влюбленный мальчик! Не спал… ни о чем думать не мог, кроме тебя, глаз с тебя не сводил… Я забыл твое тело… – сказал он через минуту, целуя ей руки. И потом: – Знаешь, я думаю, что есть кто-то, кто бережет нас.
– Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя! – смеялась Римма. – Когда ты читал нам «Камасутру», я поняла, что люблю тебя. И я ушла. Я испугалась! Я была, как ледышка, мне не нужна была любовь. Мне никогда не везло в любви. Но светила луна, такая громадная, она висела так низко, как будто хотела подслушать разговоры людей… кричали птицы, везде цвели белые ночные цветы…
Они говорили и никак не могли наговориться. Им нужно было сказать другу так много! Потом они уснули, и снилось им, что они в Индии, в храме любви. Вокруг храма густые цветущие джунгли, по деревьям скачут рыжие обезьяны, орут попугаи и фазаны. Потом вдруг темная туча закрыла солнце, раздались удары грома – один, другой, третий, по древним каменным стенам храма побежали трещины, он зашатался и стал рушиться…
– Ты посмотри, братан, что деется! – сказал толстомордый Бизон своему напарнику Леке, тощему и хмурому парню. Они стояли на пороге спальни, рассматривая спящих. Было около двух часов ночи. – Неплохо устроились, мать вашу! – В голосе его звучала откровенная злоба. – Подъем! – рявкнул он вдруг, ударяя кулаком в косяк двери.
Игорь, проснувшись от крика Бизона, с недоумением уставился на пару чужих мужиков, стоявших у изножия кровати. Поспешно натянул на себя простыню.
– Вставай, сучонок, разговор есть! – сказал Бизон.
Лека стоял молча, смотрел. В их маленьком отряде командовал он, как старший по званию. Бизон, как всегда, вылез вперед. Игорь рывком сел, потянулся за одеждой. Проснувшаяся Римма с ужасом смотрела на чужих.
– Что вам надо? – спросил Игорь. Он не испытывал страх, а только неловкость от своей наготы. От того, что приходится одеваться на глазах этих людей.
– Разговор есть, – сказал Лека. – Ты б, парень, вышел, а? – В голосе его не было злобы, как в голосе Бизона. Даже извиняющиеся нотки проскальзывали.
– О чем? – спросил Игорь.
Бизону не понравилось, что Лека перехватил инициативу. Он любил, чтобы его боялись. Он шагнул вперед, и Игорь поднялся ему навстречу. Бизон изо всех сил пихнул его. Римма вскрикнула. Игорь удержался на ногах, развернулся и врезал Бизону кулаком под дых. Бизон, охнув, отступил. Прохрипел:
– А вот это ты зря, сучонок!
– Ты, слышь, выйди, – повторил Лека, не глядя на Бизона. – Поговорить надо.
– О чем?
Но Лека уже вышел из спальни. Игорь молча сгреб Бизона, дотащил до двери и выпихнул из комнаты. Тот, не умея освободиться из железного захвата, сыпал ругательствами. У порога Игорь остановился, посмотрел на Римму. «Не уходи!» – прошептала она. Губы ее тряслись, лицо было белым, как мел. «Не бойся, – сказал он и улыбнулся. – Все будет хорошо!» Повернулся и вышел.
Огонь в камине почти погас. Красные огоньки вспыхивали в груде пепла.
– Ну? – спросил Игорь.
– Сядь! – распорядился Лека. – Поговорим! И ты сядь! – приказал он Бизону.
Но Бизон не спешил повиноваться и, прищурясь, смотрел на товарища.
– Должок за тобой, – сказал он с угрозой. – Помнишь?
– Сядь! – отмахнулся тот.
– Ты тут поговори, а я сейчас! – Бизон шагнул к двери в спальню.
Игорь ринулся к нему. Но бандит на сей раз был готов к нападению. Сильный удар отбросил Игоря к стенке. Он ударился спиной и затылком… сполз на пол. Упираясь руками в пол, попытался встать. Подскочивший Бизон принялся избивать его ногами. Лека неодобрительно наблюдал за сценой избиения, но не вмешивался, лишь думал про себя: «Укоротить надо, зарывается Бизон. Братки говорили, что псих, на учете. Оно и видно!»
Он пересел в кресло, отуда ему было лучше видно. Бизон, тяжело дыша, отошел от окровавленного человека, который лежал на полу.
«А может, оно и к лучшему, – подумал Лека, – сговорчивей будет!»
Римма одевалась и испуганно замерла, когда Бизон появился на пороге. Охотничий нож, который лежал в тумбочке, она спрятала под подушку.
– Ах, ты, моя ласточка! – сказал Бизон, ухмыляясь. – Куда ж ты так спешишь?
Римма, оцепенев от ужаса, смотрела на улыбающуюся морду бандита. Она слышала шум драки. Игоря не было, а пришел этот… Она поняла, что случилось что-то страшное. Бизон, ухмыляясь, подошел к кровати, присел на край, наслаждаясь ее страхом. Схватил за руку. Римма закричала. Крик ее приятно возбудил Бизона. Она, отодвигаясь в глубь кровати, отпихивала его руки. О ноже она даже не вспомнила. От него несло перегаром и потом. Римма вцепилась зубами в его руку. И тогда он ударил ее по лицу. Она снова закричала.
– Покричи, покричи, – хрипло сказал он, рассматривая укус, – пусть сучонок послушает, как нам тут хорошо! Ах, ты, б…
Римма бешено извивалась, защищаясь, и Бизон, чувствуя в ней существо другой, чуждой ему породы, наливался злобой, от которой темнело в глазах. Он ударил ее по лицу наотмашь еще раз и еще, разбивая в кровь губы и нос. Голова ее дернулась, и она затихла, успев ощутить соленый вкус крови во рту.