– Не считал…
– Бессчетное количество раз! Ты видел на экране Жанну-Миллу-Снежану, и твои мозги кипели и плавились. Три образа причудливо соединились в один, на который ты молился. Кстати, Жанна д’Арк страдала синдромом Морриса.
– Предположительно, – обронил Прозорин.
– Вижу, ты в курсе, – удовлетворенно кивнул сыщик. – Снежана Орлова тоже была не совсем женщиной. О вкусах не спорят, но…
– Спроси меня, что я в ней нашел, и я не смогу объяснить. Любовь не выбирает.
– Ты болен, приятель. О какой любви идет речь? Сначала ты убиваешь, потом пытаешься воскресить. Это диагноз!
Прозорин махнул рукой и отвернулся. Он устал оправдываться.
– Кинематограф сыграл с вами злую шутку, – продолжил Лавров. – Катя мечтала о графе де Пейраке, ты видел во снах Орлеанскую Деву. Веселая семейка! В результате – пять трупов, и никто не признает своей вины.
Хозяин «Дубравы» молча смотрел, как горят дрова в камине.
– С тех пор как Снежана погибла, она является к вам по ночам, – произнесла Глория. – Верно?
Казалось, ей абсолютно не интересно, кто убийца. Она заговорила о Дереве Фей, о том, что Прозорин приносил на место захоронения Снежаны венки и вешал их на дерево, в надежде заслужить прощение. Но венки оставались на ветках, погибшая их не принимала.
– Она винит в своей смерти меня, – промямлил он. – Я пообещал, что мы скоро встретимся, но проклятый манускрипт не поддается. Как вы думаете, Жанна была дочерью Феи? Ее нашли в лесу под деревом. Из-под его корней бил источник, а на ветви деревенские девушки с давних пор вешали венки из лесных цветов. Фея забирала их, выражая тем свою благосклонность.
– Снежана Орлова точно родилась от земной женщины, – ухмыльнулся Лавров. – Я говорил с ее матерью. Она верит, что ты вернешь ей дочь, ублюдок!
– Жиль не сумел вернуть Жанну… но даже под пытками он не выдал секрет манускрипта.
– На что он надеялся?
– Вероятно, на чудо… на то, что смерть – еще не конец всего…
– Кто-то донес Нантскому епископу, что рыцарь-богоотступник пытается при помощи магии воскресить свою подружку-ведьму, – заявила Глория. – Именно этого признания добивались от Жиля инквизиторы. Ведь он взял на себя все, в чем его обвиняли, а суд продолжал настаивать на применении пытки.
– Откуда ты знаешь, за что на самом деле пытали барона? – спросил сыщик.
– Он сам рассказал.
– Да ладно…
– Можешь не верить. Я видела его воочию, как тебя.
– Про значки на пергаменте – правда?
Она кивнула и покосилась на хозяина «Дубравы». Тот выглядел удрученным, витал в своих мыслях.
– И что, можно расшифровать рецепт и вернуть мертвого к жизни?
– Это не совсем то, что ты думаешь.
– Выходит, Прозорин с Федором зря убили пятерых девушек?
Она не успела ответить. В кармане Лаврова зазвонил сотовый. Это был телефон, который он отобрал у Прозорина. На дисплее высветилось слово «охрана».
– Возьми, – приказал ему сыщик, протягивая трубку. – Наверное, твой тесть пожаловал…
Туровский прихрамывал и опирался на палку. Он вошел в зал и тяжело уставился на зятя.
– Где Катя? Она здорова?
– Присаживайтесь, – предложила Глория. – С Катей все в порядке. Она сейчас спит.
– Кто это? – бесцеремонно спросил Туровский, повернувшись к Лаврову. – Ты ее знаешь?
Сыщик представил их друг другу, в то время как Прозорин с угрюмой миной бросил на тестя недобрый взгляд и тут же отвел глаза.
– Значит, ты врачиха? – кивнул Глории отец Кати. – Что с моей дочерью? Нервный срыв?
– Она немного переволновалась.
– Я так и знал! Этот мерзавец довел ее!
Прозорин вспыхнул, но смолчал. Его занимала мысль, как поступят Лавров и Глория. Выложат Туровскому всю правду? Впрочем, смотря что называть правдой. Пока они могут предъявить тестю только труп официантки. Остальное – слова. Которые, впрочем, легко проверить.
«Тогда мне конец, – подумал он. – Туровский расправится со мной без суда и следствия. Он найдет способ не доводить дело до огласки. Федору надо бежать. Бежать! А он заперт в лаборатории, откуда нет выхода. Мое положение не лучше. Меня может спасти чудо… а чудес, похоже, не бывает».
От безнадежности им овладела апатия. Ему стало безразлично, что теперь будет с ним, с Катей, с Федором, с лабораторией… и вообще с жизнью. Судьбу его решали люди, которых он почти не знал. Кроме Туровского, известного ему слишком хорошо, чтобы ждать пощады.
Он смирился с фатумом, как когда-то смирился с неизбежной гибелью Жиль де Рэ, и вверил себя провидению. Будь, что будет. Разве не властвует над человеком нечто высшее, непостижимое и загадочное, чему бесполезно сопротивляться?
С появлением Туровского Глория будто забыла о Прозорине. Все ее внимание переключилось на отца Кати. Лавров заметил это и насторожился. Как бы она не сболтнула лишнего.
– Что случилось? – недовольно спросил у зятя Борис Евгеньевич. – Что ты сидишь как в воду опущенный?
Сергей сжал губы и промолчал. В голове не осталось ни одной мысли. Его выручил сыщик, который заговорил с Туровским. Звуки доносились до Прозорина, как сквозь вату.
– Мы тут обсуждали вчерашнюю вечеринку в ресторане, – произнес Лавров. – Катя обиделась, что Сергей Кирилыч задержался. Проселок занесло снегом, и мы с трудом проехали. Катя плохо спала. Утром они с мужем повздорили.
Туровский с сомнением качал головой.
– Мой зять язык проглотил? С каких пор ты за него отчитываешься?
– Он не в духе.
– Вижу, не слепой! В пансионате официантка пропала, – выпалил он, не спуская глаз с Прозорина. – Ты, случайно, не в курсе, куда она подевалась?
– Я как раз хотел об этом поговорить, – ввернул Роман. – Вчера вечером я видел вас возле стоянки машин. Вы прогуливались.
– Захотелось на морозец, воздухом подышать. С ногой вроде полегче. Вот и потянуло на улицу.
– Почему без охраны?
– Надоели они мне, остолопы, – усмехнулся Туровский. – Ходят следом, как тени. Иногда хочется глотнуть свободы. Веришь? Я и сюда один приехал. Без них.
– Вы поблизости от парковки ничего подозрительного не заметили?
– Что я должен был заметить? – удивился бизнесмен. – Прошелся чуток, и назад. Нога разболелась.
Лавров посмотрел на Глорию. Она едва заметно моргнула. Мол, не верь всему, что он говорит.
От Туровского не укрылся этот обмен взглядами, и он сердито крякнул.
– Если честно, я собирался в ресторан нагрянуть, зятя дорогого уважить. Он, вишь, гордый, обидчивый. Нос от меня воротит. Щенок! Но – не дошел я. Понял, что не осилю. Вернулся в номер. Я и нынче еле дошел от машины до дома.