— Вставай, Иван, пришли к тебе… — Феодора Силантьевна уже вовсю трясла племянника за плечо. — Одиннадцатый час уже! Ну, и здоров же ты, Ваня, дрыхнуть…
— Что? — ничего не понимал спросонок Воловцов. — На службу пора?
— Человек к тебе пришел. С четверть часа, поди, как тебя дожидается.
Иван Федорович сел и с трудом разлепил глаза.
— Кто?
— Человек, кто… — ответила тетка, как отвечают малому дитю. — Верно, по вчерашнему смертоубийству Марьи Степановны.
Похоже, тетушка уже ничуть не сомневалась, что ее соседку и приятельницу Кокошину убили…
Иван Федорович поднялся с постели, накинул на себя халат и вышел в «залу». Здесь, на стуле, сидел щегольски одетый господин в модном английском костюме: коротком, едва прикрывающем ягодицы, сюртуке с отложным воротником и пуговицами, который звался на английский манер «пи-джак», и брюках без штрипок. Розовый, с золотой искрой, жилет выглядывал из-под пиджака эдакой яркой полоской, привлекающей внимание, а из нагрудного кармана уголком кверху торчал такого же розового цвета платок (шляпу и плащ этот господин, очевидно, оставил в сенях). Пахло от визитера о-де-колоном «Цветочный» коммерческого товарищества «Брокар и К°» шести гривен за полусклянку. На вид было сему господину лет двадцать шесть — двадцать восемь…
— Добрый день, — поднялся со своего места визитер. — Разрешите представиться: судебный следователь Виталий Викторович Песков, титулярный советник. В настоящее время назначен окружным прокурором его высокородием статским советником Петром Петровичем Ляпуновым расследовать дело гибели домовладелицы мещанки Кокошиной Марьи Степановны.
— Ах, назначены-таки, — усмехнулся Иван Федорович.
— Да, господин прокурор полагает, что в деле Кокошиной не все ясно, — ответил Песков.
— Вы уже опоздали, — придав голосу нотки участия и сожаления, произнес Иван Федорович. — Труп увезли и, возможно, уже вскрыли для выяснения обстоятельств смерти.
— Ну, лучше поздно, чем никогда, не так ли? — улыбнулся Виталий Викторович.
Воловцов слегка наклонил голову и представился:
— Судебный следователь по наиважнейшим делам Департамента уголовных дел Московской Судебной палаты Воловцов Иван Федорович, коллежский советник. В настоящее время нахожусь в трехнедельном отпуске и проживаю у родной тетки по отцу, то бишь в этом доме, — а подумал про себя: «Эва, какие модные судебные следователи ныне в Рязани».
Он попросил извинения, что его придется еще немного подождать, умылся, снова облачился в плисовые штаны, опойковые сапоги и рубаху навыпуск. И вернулся в «залу», где его терпеливо дожидался Песков.
— Слышал о вашем последнем деле, господин Воловцов, — уважительно произнес тот.
— О каком? — поднял брови Иван Федорович и похолодел. Неужели здесь уже известно, что он, Воловцов, самолично убил из револьвера подозреваемого преступника при его задержании?!
— Ну, как же, — улыбнулся титулярный советник. — Дело Александра Кара. Как это вы замечательно все устроили: дезинформировали преступника, что его малолетняя сестра поправляется после двух ударов колуном по голове, вот-вот заговорит и назовет имя убийцы, то есть его имя, и заставили тем самым пойти еще на одно убийство. А потом устроили засаду и взяли его с поличным. Мне кажется, это был единственный выход, чтобы доказать его виновность. Ваш план был просто блестящим…
— Да, вы правы, — кивнул Воловцов. — Это был единственный способ уличить убийцу…
— Громкое дело, — продолжал Песков. — Не каждый день у нас сын убивает родную мать и старшую сестру, намереваясь после убить и сестру младшую, являющуюся выжившей свидетельницей преступления.
— Слава богу, что не каждый день, — заметил Воловцов.
— Это верно, — согласился Виталий Викторович. — А дело этого маниака-дворника Галимджана Нурмухаметова, который насиловал женщин, а потом разбивал их головы и лицо молотком? Оно ведь тоже было громким…
— Громким, — снова кивнул Иван Федорович. — Но весьма простым.
— Ну, это вам оно показалось простым, — польстил ему титулярный советник. — А мне, к примеру, долго-онько пришлось бы с ним повозиться…
— Не думаю… — возразил не терпящий лести Воловцов и внимательно посмотрел на гостя: — Прошу прощения, господин Песков, а что вас привело ко мне?
— Я бы хотел, чтобы вы рассказали, что здесь произошло, и поделились бы своими соображениями, — ответил Песков. — Вы ведь, практически, свидетель происшествия…
— Есть свидетели более «ранние», — заметил Воловцов. — Дворник Ефимка первый почувствовал дым из хозяйской квартиры… Жиличка флигеля поденщица Наталья Квасникова, к которой он обратился за помощью… Городовой Еременко, взламывавший входную дверь и дверь в комнату Кокошиной… Ну, и околоточный надзиратель Петухов, наконец. Опросите их еще раз, почитайте протоколы допросов, побывайте на месте происшествия, и у вас сложится полная и вполне ясная картина происшествия…
— А я уже все это сделал, — улыбнулся Песков. — Кроме осмотра места преступления, что мне все же хотелось сделать вместе с вами. Кроме того, у меня на руках имеется еще медицинское заключение городового доктора Живаго по освидетельствованию трупа гражданки Марьи Степановны Кокошиной.
— И что там пишет уважаемый доктор? — спросил Иван Федорович.
— А доктор пишет, что, по результатам вскрытия трупа домовладелицы Кокошиной, отнести ее смерть к категории насильственной нет никаких оснований… — внимательно посмотрел на Воловцова титулярный советник. — Вы же, господин Воловцов, а такое впечатление у меня сложилось после разговора с околоточным Петуховым, считаете, что смерть Кокошиной была насильственной. Почему?
— Хорошо, — произнес Иван Федорович после недолгого раздумья. — Вы хотите, чтобы я поделился с вами своими соображениями? И вам надо осмотреть место преступления, так?
— Так, — согласился Песков.
— Тогда пойдемте на квартиру покойной, на месте будет сподручнее…
— Значит, вы согласны помочь мне в этом деле? — явно обрадовался Песков. — Честно признаться, у меня пока нет никаких зацепок, чтобы классифицировать это дело как убийство…
Воловцов с Песковым вышли из дома и через боковую калитку прошли во двор дома Кокошиной. Поднялись на второй этаж. Перед тем, как подняться, Воловцов обратил внимание на комнатку под лестницей, где проживал дворник Ефимка. Она была закрыта.
Двери в квартиру погибшей в огне старушки Кокошиной были опечатаны. Песков одним движением сорвал шнур, прикрепленный сургучом к двери, и открыл ее, пропуская вперед Воловцова.
В прихожей до сих пор пахло дымом. Самотканая ковровая дорожка, что вела в покои Кокошиной, была в следах от сапог Еременко, Петухова, дворника Ефимки, да и самого Воловцова, ведь на дворе стояла осень, октябрь месяц, шли моросящие дожди. На вешалке у входа висел капот Кокошиной, зонтик с ручкой в виде вопросительного знака и старая шуба, изъеденная молью. Внизу, под вешалкой, стояли старушечьи ботики, что были в моде лет тридцать назад, и резиновые калоши.