Я, внимательно выслушав весь бред, которым обменивались два дружка-компаньона, решила, что мне пора перестать быть статистом в чужой пьесе и нужно вмешаться.
Я встала с кресла.
— Господа! — проникновенно произнесла я. — Как я вижу, в моем присутствии здесь нет никакой необходимости.
Два красных лица повернулись в мою сторону, два рта уже раскрылись, чтобы рявкнуть какую-то очередную мужскую глупость, но тут крики и выстрелы, раздавшиеся со двора, прервали милую беседу.
При первых же звуках стрельбы я предусмотрительно отшатнулась от окна, рядом с которым так неудачно встала.
Когда кто-то где-то и непонятно зачем начинает стрелять, самое умное, что можно сделать, это не отсвечивать.
Я снова упала в кресло, в котором пребывала раньше, и утонула в его сиденье, сползая даже ниже, чем требовалось для сохранения собственного шарма.
Если уж кому-то должно не повезти, то надо постараться, чтобы это была не ты.
— Это что еще такое? — тихо спросил Гуселкин и быстрым шагом направился к двери, вынимая из кармана пистолет.
Азбашев с посеревшим лицом остался стоять на месте.
Не успел Гуселкин дойти до двери, как она распахнулась, и вбежавший охранник, едва не сбив его с ног, крикнул хриплым от волнения голосом:
— Азбашевские ребята, шеф!
Гуселкин оглянулся на Азбашева, и тут все вокруг меня содрогнулось, мгновенно перед глазами поплыл туман, и я, перемахнув через подлокотник кресла, очутилась уже почти под ним.
Расстояние от пола до днища кресла было маловато, а то бы я на самом деле залезла под кресло.
Грохот мощного взрыва, раздавшегося прямо в зале, где я находилась, накрыл все остальные звуки.
Мне показалось, что я оглохла, тучи пыли осыпали мою бедную, но предусмотрительную головку.
После прогремевшего взрыва я поняла, что пауза продлится недолго и всеобщее обалдение тоже, выскочила из-за кресла, подхватила свою сумку и бросилась к выходу.
Промчавшись между двух симметрично сидевших на полу с открытыми ртами и зажатыми ладонями ушами охранников, я выскочила во двор и, сразу же свернув не к воротам, а в противоположную от них сторону, петляя между деревьями, добралась до кованого металлического забора, перемахнула через него и приземлилась по ту сторону.
На этом мое преодоление полосы препятствий и закончилось.
Я подвернула ногу и поняла, что бегать мне больше не хочется.
Вытянув травмированную конечность, я раскрыла сумку и выудила из нее сотовый телефон, данный мне для общения с шантажистом.
Очень резонно подумав, что если со мною во время взрыва не произошло ничего из ряда вон, то почему должна пострадать какая-то железка, я развернула сотовый и, нажав кнопку, прислушалась.
Прибор работал.
Сев поудобнее на холодную землю, я набрала домашний номер телефона Володьки Степанова.
— Алло, слушаю вас! — бодро ответил он после второго гудка.
— Это Иванова, — обрадовала я его, — ты живой или как?
— Работаю по второму варианту! — таким же бодрым голосом ответил мне Володька, что означало наличие рядом с ним жены и не очень приятную обстановку в доме, характеристика которой была зашифрована в моем вопросе «или как».
— А я почти жива, — грустно призналась я Володьке, — представляешь, Володь: сижу на голой земле со сломанной ногой под забором дачи некоего Гуселкина где-то на Волконской трассе. А здесь и перестрелка была, и взрыв страшенный… чуть дом не рухнул, я еле-еле успела выскочить. И я сейчас совсем одна, и даже «макаров» отняли… Ты случайно не футбол по ящику смотришь? Я тебя не отвлекаю? И какой там счет?
— Танька! — взревел Володька диким голосом. — Ты не шутишь?! Кто стрелял? Где?!
— Я так поняла, что охрана Азбашева поругалась с гуселкинскими в доме Гуселкина на Волконском тракте. Да ты не волнуйся, Володь, они почти уже поубивали друг друга… а я вот пока жива почему-то.
— Держись, Танька, держись, я еду! — рявкнул Володька, и я отключилась от разговора и бросила сотовый в сумку.
Прислушиваясь к звукам, доносившимся со стороны дома, я поняла, что взрыв, похоже, примирил обе враждующие группировки, если от них осталось хоть какое-то приличное количество бойцов.
Я закурила и стала ждать обещанного скорого Володькиного визита.
Чтобы не сильно скучать, я вынула из сумки свой замшевый мешочек и спросила у косточек прогноза на ближайший час или два.
Ну, на этот раз они постарались.
Они не стали предсказывать мне обычные свои гадости, а высказались коротко и ясно:
21+2+25.
«Пора любовных увлечений».
Я довольно улыбнулась и, тихонько поблагодарив их, ссыпала обратно в мешочек.
Незаметно протекли пятнадцать минут, прерываемые редкими вскриками и стонами со стороны дома, и вдруг в одну секунду все изменилось.
Послышались резкие команды, где-то раздался испуганный возглас «менты, атас!», и вслед за этим два одиночных выстрела.
Я поняла, что подоспела обещанная Володькой помощь.
Закурив новую сигарету, я предалась приятным мечтам о том, как добрый молодец с майорскими погонами примчится ко мне на лихом «уазике» и вынесет на своих сильных руках подраненную красавицу из грязных кустов.
Грубая проза жизни прервала все мои сказочные мечты.
Топот по ту сторону забора никак не походил на легкую поступь влюбленного опера, а хамский голос, прозвучавший почти у меня над ухом, вообще был не из той оперы.
— Руки вверх! — рявкнул мне из-за забора молодой парень в камуфляже с автоматом в руках.
Я лениво покосилась на него.
— А больше вы ничего не хотите, мужчина? — спросила я нарочито спокойным голосом, и парень, собравшийся что-то выкрикнуть еще такое же грозное, словно захлебнулся своим собственным рыком.
— Вы что там делаете, девушка? — хрипловато, но строго спросил он и подошел ближе.
— Жду майора Степанова, — ответила я, — он должен был с вами приехать по вызову.
— Что там такое, Петруха? — крикнули парню от дома, и он, обернувшись, громко крикнул в ответ:
— Тут баба сидит в кустах! Говорит, что ждет майора Степанова!
В ответ раздался дружный хохот.
Я вмиг обозлилась на весь мир и на Володьку в особенности и вскочила на ноги, хотя до этого момента была уверена, что без посторонней помощи у меня это получится только завтра утром.
Однако жизнь постоянно своей грубой лапой вторгается в самые наши замечательные мечты и безбожно опрощает их.
— Подайте руку, молодой человек, — сказала я невоспитанному омоновцу и, перекинув сумку ему прямо на голову, перелезла через забор и упала в подставленные руки. — Мерси, — пробормотала я сквозь зубы и опустилась на землю.