Макс бесшумно удалился, а я долго откашливалась, прислонившись горячим лбом к холодному зеркалу. Нет, разговоры мне явно противопоказаны. Или надо быть повежливее? Одевалась я сто лет. Навалилась усталость, каждое движение давалось с огромным трудом. Хотела даже кликнуть Макса на помощь, но передумала. Сама справлюсь.
Две пары шерстяных носков, спортивные штаны с начесом, два свитера, сверху пуховая шаль, а на голове полотенце. Хороша, чертовка! На кухне мое появление вызвало настоящий фурор.
— Танечка! Ну, наконец-то! Я уже начал беспокоиться.
Я растрогалась и шмыгнула носом. Дружеская атмосфера разрушилась, странно, что оконные стекла не вылетели.
— А ты тут похозяйничал, — прошептала я, отсморкавшись.
Поберегу горлышко, вдруг длинная хохма в голову пойдет. Макс ухмыльнулся и подвинул мне поднос.
— В стопке спирт, перец и чеснок…
— Ага, целоваться со мной ты не собираешься! — перебила я. Вредный характер не лечится.
— В кружке молоко, мед, масло, — как ни в чем не бывало продолжил мой новый знакомый. — На блюдечке — аспирин, димедрол и витамин С.
— Не зря время потратил. Обшарил всю кухню. А ну-ка гони мои мельхиоровые ложечки.
— Тебе надо поменьше говорить. Охрипла совсем.
Нет, он непробиваем. Броненосец «Потемкин»! Я почти сдалась.
— Правде рот не заткнешь.
— Пей, не то козленочком станешь.
На что он намекает? На «рожки да ножки»? Я молча выхлебала и рюмашку, и кружку. Организм содрогнулся, но сил сопротивляться издевательствам у него не осталось. Тут на краю подноса я заметила наполненный прозрачной жидкостью шприц. Так как ком в горле еще не провалился ниже, в пищевод и желудок, я молча ткнула пальцем, сдвинула брови, изображая на лице недоумение и заранее неповиновение. Максим успокаивающе погладил мои сжатые кулаки, готовые отбиваться. Он еще не знает, как я классно дерусь. М-да… Когда здоровая, сытая и выспавшаяся.
— Антибиотик. Бициллин. Говорят, очень сильный.
С комом в горле разговаривать тяжело, но промолчать оказалось тяжелее.
— Откуда дровишки? У меня, насколько помню, эдакой гадости отродясь не водилось.
— Сбегал в круглосуточную аптеку, — Макс усмехнулся одной половиной лица. — Не зря время потратил.
Во мне зашевелилась благодарность, но горло разболелось — жуть. Пришлось промолчать.
— Я могу сделать укол. Освободи… мм… ягодицу.
Я бурно запротестовала, жестикулируя, доводя до сведения Максима, что живой не дамся. Кажется, он не понял и, пожав плечами, двинулся ко мне. Пришлось выдавить мрачно:
— Сама умею!
Я забрала шприц и удалилась. Нетвердая рука дрожала, но иглу воткнула до основания. Тихо воя, я вернулась на кухню. Максим пил кофе.
— Ты еще здесь? — простонала я. — Огромное спасибо за все.
Вот и поблагодарила. Если я сегодня выживу, завтра за нынешнее поведение мне будет стыдно. Есть стимул дожить до завтра.
— Я устала и хочу спать. Одна.
Максим вскочил и засуетился. Хотел поставить в раковину чашку, но она выскользнула из его пальцев и грохнулась на пол. Вдребезги. Мы печально попялились на осколки. Не знаю, о чем подумал мой неосторожный гость, а я о том, что чашечка была из набора венского фарфора.
— К счастью! — высказался Макс. Неутешительно. — Я все уберу, мне бы веник…
Невпопад вспомнился давешний бомжик с веничком.
— Не надо, — вяло промямлила я. — Спать хочу.
— Можно я приеду завтра, узнать о здоровье?
Я представила, сколько осталось чашечек в моем кофейном наборе, и отрицательно покачала головой.
— Тогда давай пообедаем вместе. Если я тебя завтра не увижу, могу подумать все, что угодно… И приеду проверить.
На шантажиста нарвалась. Я пытливо посмотрела в его черные красивые глазищи. Может, он еще и маньяк? Макс принял мое молчание за знак согласия и торопливо продолжил:
— В ресторане «Волга», знаешь где? Часа в два дня. Я тебе сейчас записку напишу, а то забудешь.
Он торопливо полез в накинутый на спинку стула пиджак. Из кармана пиджака вывалился пистолет. Я изогнула бровь. Очень интересно!
Максим поднял пушку, отряхнул от стеклянных брызг и спокойно засунул ее обратно в карман. Затем извлек свой кожаный блокнотик и вырвал из него страничку.
— Я человек небедный, а подонков сейчас развелось… Некоторых пока не припугнешь — не отвяжутся. Вот и таскаю с собой, в основном для устрашения.
А не в основном? Для кровавых убийств? Ну и мысли в мою голову на ночь глядя лезут. После водки-то с димедролом. Пора моего спасителя выпроваживать и спать заваливаться. Утро вечера мудренее. Утречком, на свежую голову, обмозгую все странности и непонятности сегодняшнего сумасшедшего денечка.
Максим тем временем нарисовал на листочке пару закорючек и пристроил его на сахарнице.
— Я буду ждать. — Потом критически оглядел меня и добавил: — Час. Не больше. И приеду.
Я обреченно махнула рукой. Сейчас я согласна на любую глупость, лишь бы меня оставили в покое. Макс бережно проводил меня до кровати, укрыл всеми обнаруженными одеялами и выключил свет. Некоторое время он отчего-то не уходил, словно размышлял. Потом вздохнул и сказал на прощание, закрывая за собой дверь:
— Выздоравливай, Танюша. И до скорого свидания.
Я начала проваливаться в черную бездну, будто последняя ниточка, связывавшая меня с этим холодным и грубым миром, оборвалась с уходом Максима. Напоследок промелькнуло: фу, Танюша. Мерзость какая! Почему он не спросил номера моего телефона? И я не вспомнила. Позвонил бы завтра, поболтали бы о том о сем, и все дела… Теперь придется встречаться… Впрочем, почему бы и нет?
Утро началось гораздо раньше, чем мне того хотелось. Из приятного, но беспокойного сна, где меня разными способами пытался укокошить смешной мужичонка с огромным носом, а я от него каждый раз элегантно ускользала, вырвал пронзительный телефонный звонок. Я потянулась, позевала, высморкалась, надеясь на самостоятельное восстановление тишины. Выбираться из теплой постели, разговаривать, оживать для нового трудового дня… Бр-р! Не хочу. Не буду. Отстаньте.
Телефон продолжал издавать скрежещущие трели. Да кто это такой бесцеремонный? Будить человека в такую рань! Я посмотрела на часы. Полдевятого. Сплю, оказывается, уже двенадцатый час подряд. Между прочим, я болею. Телефон не смолкал. В праведной ярости я вскочила и сцапала трубку.
— Да! — прохрипела я. А надо было бы: безобразие! Никого нет дома! Перезвоните после Рождества!
— Ну наконец-то!
В трубке, как ни странно, говорили хором. Или это у меня в ушах двоится? С похмелья.