Выходила я осторожно, вначале обследовав дверь на предмет сигнализации. Система охраны была мне знакома и основную опасность представляла, естественно, для входящего без спроса. Улица недружелюбно встретила меня мелким моросящим дождиком. Я подняла воротник и покинула гостеприимный дом с намерением никогда больше в него не возвращаться.
Тачку я поймала на удивление быстро, едва выйдя за забор. Немолодой, интеллигентного вида мужчина на «Москвиче» калымил явно не для развлечения, а ради лишней копейки. Общаться был не расположен, и я молча таращилась по сторонам, пока не углядела на убегающей вслед за нами дороге старенький, обшарпанный «Фольксваген». И хотя он старался держаться на приличном расстоянии, я без труда узнала своего старого знакомого, Вовика-Казанову.
Я заерзала на сиденье, прижимая к животу свою бесценную сумочку. Захотелось спрятать голову в коленях — мало ли для чего за мной ведется такая упорная слежка. На макаровских приспешников Вован не походил, в нападениях на меня замечен не был, но его неотвязное сопровождение губительно действовало на мои и без того расшатанные нервы. Пора внести ясность.
Наша колымага уже вползла в цивилизованную часть города, где движение транспорта было более интенсивным. Боясь потерять нас из виду, «Фольксваген» приблизился настолько, что вызвал недоуменное беспокойство у моего водителя.
— Странно. Прямо кино какое-то, — проворчал он. — Глядите-ка, неужели за нами «хвост»? Да не туда! Вон тот козел на иномарке, за «КамАЗ» сейчас спрятался. Вон, вон он!
— И точно! Ну надо же! — поразилась я. — Не волнуйтесь, это мой муж.
— Я так и подумал. Кто еще способен на подобный идиотизм?
— Мы поругались, и я ушла, хлопнув дверью. Наверно, решил проследить, к кому я направилась. Ревнует, — проворковала я почти нежно.
— Мне без разницы, — сердито пробурчал водитель. — Постойте-ка, а мне ваш супружник машину не тюкнет? Крыша у него, похоже, некрепко держится.
Реплика относилась к сумасшедшему проскоку Вована на красный свет. В результате от нас он не отстал, едва не врезался в шикарный джип и чуть не сбил пытавшуюся просеменить мимо бабульку. Я попыталась успокоить встревоженного владельца «Москвича», но наш незадачливый преследователь выкинул очередной невообразимый финт, огибая по встречной полосе фургон с прицепом. Грозно нынче настроен юный Казанова, не скрывается даже. Инструкции, что ли, поменялись?
— Да он пьян! Причем в лабузину. Э нет, девушка, с поддатыми ревнивыми мужьями я дела иметь не желаю. Сейчас остановимся, и вылазьте.
— Довезите меня хоть до места, и распрощаемся. Не выкинете же вы меня посреди дороги!
— Вы мне за починку заплатите? Или ваш псих благоверный? Вот как раз светофор, выметайтесь, девушка, не тяните.
— Вы не имеете права!
Я собиралась много еще чего сказать, но закашлялась, и вредному водителю удалось меня выпихнуть. Наполненная черной яростью, как туча дождем, я рванула вдоль ряда остановившихся перед светофором машин к ненавистному «Фольксвагену».
Дождь полил сильнее, раздался отдаленный рокот грома. Погодные условия соответствовали бушевавшей во мне буре. Словно мифическая валькирия, я возникла перед знакомой тачкой и со всей дури шарахнула кулаком по капоту. Руку я при этом отбила, настроение упало ниже абсолютного нуля, но и Вовку напугала до полусмерти. Он замер в продолжительном ступоре, из которого его вывели лишь пронзительные гудки машин, стоявших позади и намеревавшихся ехать дальше. Бедный парень не нашел ничего глупее, как высунуться в окошко и заорать:
— Уйди, дура! Задавлю!
— Попробуй только! По судам затаскаю!
— Ну че те от меня надо? — срывающимся голосом выкрикнул он.
— Сворачивай к обочине. Разговор есть.
«Фольксваген» неловко свернул к тротуару, но покидать безопасный салон водитель не спешил. Я переждала, пока не иссяк поток транспорта, и подошла к тачке с Вовкиной стороны. Громко постучала в предусмотрительно поднятое стекло и недружелюбно заявила:
— Ах, не выходишь, отлично! Считаю до пяти и разбиваю твое окно. Пеняй на себя. Я дважды не предупреждаю.
На цифре «четыре» противник малодушно бросил последний оплот, выполз на свежий воздух и попал в мои не по-женски сильные объятия. В общем, скрутила я его в бараний рог и хорошенько взгрела бы для начала, но Вовка жалостливо, со слезой в голосе взмолился о пощаде, и бить его мне расхотелось. Пришлось отпустить. Дрожащими руками он прикурил и затравленно уставился на меня. Непонятно, кто за кем охотился.
— Колись, — устало проговорила я, — кем послан и для чего. Не понравятся мне твои ответы, уж не обессудь, вытрясу более приемлемые.
— Вы меня с кем-то путаете, я случайно ехал сзади… — заканючил Вован излюбленный душещипательный мотив.
— Ты меня достал, малый! — разозлилась я, но выплеснуть гнев не успела.
Парнишка приосанился, затравленно оглянулся по сторонам и заговорщицки прошипел, делая ударение на каждом слове:
— Тебя Плотник видеть хотел.
Это имя я ожидала услышать меньше всего. Плотников Геннадий Борисович, рецидивист, вор в законе, в прошлом мой злейший, коварнейший и беспощаднейший враг, мною побежденный и посаженный за решетку, опять, оказывается, на свободе. Плохо моя разведка работает. О таком любопытном событии я должна была узнать не от юного прыщавого субъекта, мотающегося за мной по пятам с непонятными намерениями, а от энного количества сотрудников милиции, которые у меня в неоплатном долгу за многое, и в частности за поимку Плотника.
Для чего это старый хорек призывает меня к себе? Нанял бы киллера, и все дела. Я недоверчиво посмотрела на переминающегося с ноги на ногу Вовку.
— Видеть хотел, говоришь? Передай ему мою фотографию.
— Лично надо, — терпеливо, как слабоумной, пояснил Казанова и подмигнул.
— Зачем? — Мне лично от Плотника ничего не надо. И опосредованно тоже.
— Ну… Поболтать о том о сем, чаек попить…
— И только-то? — Я припомнила недавнюю обильную трапезу, загрузившую деликатесами мой неизбалованный желудок. Чаем меня нынче не заманить. Пусть сочинят что-нибудь позавлекательнее. — Занята я сегодня вечером.
Вовик вздохнул и начал по-обезьяньи чесаться, не в силах решить, уговаривать меня или махнуть рукой и слинять.
— Дело у него к тебе. Важное.
— Ух ты! — ернически ухмыльнулась я. Прикончить меня, что ли, собрался? Вот обнаглели люди! На блюдечке с голубой каемочкой им все подавай. — Скажешь, какое дело, может, еще подумаю, поехать или нет. И не красней, чай, не невинная девица. Меня не обманешь, уверена, ты в курсе, что от меня Плотнику надо.
Бедолага аж вспотел от мыслительных усилий. Потер челюсть, поковырял носком кроссовки колесо, поцыкал золотым зубом. С бесконечной скорбью средневекового мученика на лице прошептал почти беззвучно: