Верно говорят, человек предполагает, а бог располагает. Не суждено мне было закончить день в тишине и спокойствии, а все из-за научно-технической революции. Когда-нибудь, когда я состарюсь, появится много свободного времени и потянет меня на мемуары и философские трактаты. Тогда я сяду и напишу опус под названием «Телефон как средство пытки», в котором помещу страшные и поучительные истории об этом изощренном изобретении человечества.
— Ну?! — грозно спросила я в трубку в надежде, что на том конце испугаются и передумают общаться с такой угрюмой и невежливой особой.
Однако мой намек понят не был.
— Здравствуйте, Татьяна Александровна!
— Наконец-то мы вас застали.
Мужичкам-спорщикам не надо было представляться, их выдавал способ общения по параллельным телефонам. Вместо «здрасте» я тяжело вздохнула, таких настырных клиентов у меня еще не было. Никакого личного интереса, а звонят по сто раз на дню. Тут я, конечно, приврала в пятьдесят раз, но все равно надоели.
— Как движется наше дело?
— Вы можете нас чем-нибудь обрадовать?
— Мы до вас весь вечер не можем дозвониться.
— Я не могу вести расследование, не выходя из дома, — резче, чем хотелось, прервала я нескончаемый словесный поток.
— Да мы ничего…
— Мы все понимаем, — засуетились стариканы.
— Еще денек, и смогу доложить о выполнении вашего задания, — отрапортовала я.
Думала, они обрадуются, заголосят хором, но в трубке повисла напряженная тишина. Создавалось впечатление, что заказчики прикрыли телефоны подушками и совещаются друг с другом, не желая ставить меня в известность о предмете своего разговора.
— А завтра нельзя? — спросил то ли Мальков, то ли Сошкин, не разбираюсь я в них.
— На нынешнем этапе темпы расследования не зависят от моего желания. — Понятия не имею, когда Андрей сможет узнать подробности гибели бомжика, а самое главное — время смерти.
— Но мы были правы? В кафе что-то затевается?
— В каком смысле? — Последний вопрос меня насторожил. Кем мужички интересуются? Бомжиком или Макаркой?
— Иван Сергеевич хотел сказать, удалось выяснить, было ли убийство? — поспешил с ответом, если логика меня не подводит, Лев Дмитриевич.
— Это не телефонный разговор, — отрезала я. — У меня сегодня был безумный день, и, если вы заинтересованы в том, чтобы я довела расследование до конца…
— Мы все понимаем, уже поздно.
— Вы, наверное, устали. — Они еще сомневаются!
— Давайте встретимся и все обсудим.
— Только не завтра. Мне предстоит опасная и конспиративная операция по добыче информации. Она станет последним штрихом в выяснении полной картины вашего запутанного и опасного дела. — Сама-то поняла, что сказала? А, неважно! Главное — отделаться от прилипучих мужичков. В субботу я намеревалась вплотную заняться заказом Плотника — с такими людьми лучше не шутить и не тянуть. Жаль, с расследованием кубасовского убийства до открытия памятника ничего не получится. А какая могла бы быть реклама! На первой полосе газеты крупным жирным шрифтом: «Раскрыто величайшее преступление столетия»…
— А через день? — вернули меня к действительности спорщики.
— Может быть, встретимся на выставке икон в музее, часиков в двенадцать?
— А вы успеете к этому времени получить нужную нам информацию? — Чувствовалось, что моя загадочно-непонятная фраза произвела на спорщиков должное впечатление, но все равно голоса звучали как-то вяло. Что это на них нашло?
— Обещать не могу, сами понимаете, все бывает, но полагаю, скорее да, чем нет.
Спорщики дружно помолчали, а потом хором спросили:
— Значит, мы договорились?
— До воскресенья?
— Надеюсь! — Умею я все-таки обнадеживать…
На этой мажорной ноте мы и расстались.
Кто это там из классиков сказал, что покой нам только снится? Как знать, может, где-то и встречаются счастливчики, я же в картине под названием «Покой» даже титров увидеть не успела. Мне показалось, что как только я опустила голову на подушку, тишину разорвал телефонный звонок. Я натянула одеяло до макушки. Не помогло. Противный звук не затихал. Нет в жизни счастья. Я сдалась и вынырнула на божий свет. К моему вящему удивлению, было уже светло, птички за окном усердно чирикали, а часы показывали десять.
— Чего к телефону не подходишь? — спросила трубка Андрюхиным голосом. — Дрыхла небось?
— Завидуешь? — мстительно спросила я. У них в ментовке день, по моему мнению, начинается слишком рано. — Сейчас пошлю тебя подальше, а сама продолжу прерванное занятие.
— Не выйдет.
— Послать или продолжить?
— И то, и другое, — теперь уже вредничал он.
— Это еще почему?
— Повезло тебе, миллион в лото выиграла, сейчас по телику передавали. Бежать надо за деньжищами.
— А если серьезно?
— Решил на тебе жениться. Позвонил, чтобы узнать твое мнение.
— Я вешаю трубку. Когда повзрослеешь, перезвони. — Голос у меня сделался очень резким и злым. Во всяком случае, Андрей бросил дурачиться и обиженно сказал:
— Нет, не женюсь я на тебе. Зачем мне такая сварливая жена? Ты же сама просила, если я что узнаю про твоего Макара, сразу сообщить, а теперь, видишь ли, недовольна. Может, мне и в самом деле перезвонить попозже? Подождать, когда ты поешь и подобреешь.
— К этому времени ты уже состаришься, а твоя информация устареет лет на сорок.
Что, вы думаете, он сделал? Повесил трубку. Я длинно и грязно выругалась, но так как ни одна живая душа, кроме сидевшей на потолке сонной мухи, меня не слышала, то стыдно мне не было. Посвятив риторическим упражнениям минут пять, я слезла с кровати и наступила ногой на кофейную чашку. Какой дурак ее тут оставил? Вот уж точно, встала не с той ноги.
Я оделась, умылась, впихнула в себя немного пищи — еще не проголодалась после вчерашних излишеств. Какое блаженство, когда можно есть и не думать о горле! Андрей все еще не перезвонил. Для успокоения нервов я достала кости и покатала их в руке. От частого употребления их грани слегка стерлись, закруглились, а цифры поблекли.
— Пожалуйста, — попросила я, — пусть все будет хорошо.
— 10+20+27, — ответили кости. — Тебя подстерегает, дорогая, опасная пора, ожидают многочисленные трудности и окружают враги.
— Ну я же просила!.. Неужели я не заслужила отдыха, наконец выздоровления и, само собой, денег? Вы же видели, через какие муки я прошла? Меня пытались убить, и уже не раз. Я так устала. Настроение от этого все время плохое. Завожусь с пол-оборота. Никто меня не понимает. — Даже самой себя стало жалко. Я расстроенно высморкалась, тяжело вздохнула и хлебнула кофе. — А хотя бы со свалившимися многочисленными делами я разберусь?