Но вот что точно не стал бы делать человек умный, влиятельный и могущественный, так это запугивать семью Михайловых. Уж скорее попробовал бы от них откупиться.
Собственные мысли и выводы показались Жене очень логичными и здравыми. И ей очень захотелось ими поделиться с кем-то умным и опытным. Например, с Суровцевым, он наверняка в таких делах разбирается.
И если она окажется права, то выходит, бояться им нечего и можно смело это дело раскручивать и готовить эфир! И тогда она сможет… Что она сможет, Женя додумать не успела, потому как раздался телефонный вызов, и она, радостно схватив мобильник, тут же прокричала в трубку:
– Петр Леонидович, я все поняла, это не Соколов всех запугивал, ему это просто не надо было, это делал…
– Какой Соколов, ты чего на людей бросаешься? – тут же остановил ее ворчливый Суровцев. – Ни тебе алло, ни тебе здрасте. Что ты за человек, Потапова? – разразился он до смешного знакомым вопросом. – Я тебе по делу звоню, а у тебя опять кисель в голове.
– Да какой кисель, я сугубо по делу! – возразила необидевшаяся, возбужденная собственным успехом Женя. – Я узнала имя того важного пациента…
– Да погоди ты со своим пациентом! – нетерпеливо перебил ее майор. – Говорю же, я по делу тебе звоню. Дробышев сбежал из колонии! Уже месяц как, – многозначительно произнес Суровцев. – Ты меня слушаешь? – тревожно переспросил он, не получив никакой реакции.
– Вот тебе и раз, – протянула запоздало Женя. – Это что же выходит? Что я оказалась во всем права? Вы со Скрябиным надо мною подшучивали, даже высмеивали меня, а я оказалась права? – сперва нерешительно, а потом победоносно проговорила она.
– Потапова, ты голову-то от счастья не теряй, и потом, в чем ты там была права, я не знаю, а вот преступник действительно сбежал, и местонахождение его не известно. Так что давай выкладывай, выяснил твой детектив, где нынче бывшая супруга Дробышева обретается? – строгим, даже высокомерным тоном проговорил майор.
– Не знаю пока. Он еще не отзванивался, – немного обиженно проговорила Женя. Такого пренебрежения собственной персоной она не заслужила. Ну, вот почему мужики такие мелочные? Женские промахи никогда не забудут и до конца дней станут всякой мелочью попрекать. А признать успех или умственное превосходство женщины – на это у них ни смелости, ни благородства, ни совести не хватает. Сразу же склероз загадочным образом обостряется.
– Ну, так звони ему срочно! – распоряжался майор Суровцев, не обращая внимания на ее настроения. – А еще лучше дай мне его телефон, я сам позвоню, так проще и надежнее будет.
– Обойдетесь, – мстительно бросила в ответ Женя, чувствуя, как испаряются последние капли ее еще недавно хорошего настроения.
– Чего? – растерялся от такой демонстративной наглости майор.
– Того, – самодовольно передразнила его девушка. – Это мой детектив, я его оплачиваю, и хочу, делюсь информацией, хочу, нет. А то как меня дурочкой обзывать и особой с буйной фантазией, они тут как тут, а когда надо признать мою правоту и проницательность, у них провалы памяти. Смеяться надо мной времени хоть отбавляй, а признать собственные ошибки, так у них дел невпроворот и спешка! Не получите ничего! Вот! – заявила категорически Женька и бросила трубку.
Она все еще кипела от обиды и несправедливости, когда мобильник снова ожил.
«Опомнился, голубчик!» – сердито подумала она и ответила на звонок холодно и даже зло.
Но это был не Суровцев.
– Женя, здравствуйте, – услышала она в трубке знакомый, низкий, словно рокочущий, занудный голос.
Звонил Платон и снова звал на свидание, на этот раз в филармонию на фортепьянный вечер. Приглашение он сопроводил лекцией о предстоящей программе, перечислением произведений и композиторов, а также особенностей игры именно этого исполнителя. И все это подробно, неспешно и невыносимо скучно, словно бездарный лектор из какого-нибудь общества «Знания – это сила». Естественно, Женя ему отказала, неизобретательно сославшись на дела, он, к счастью, настаивать не стал. Вот и молодец. Хотя, если он всегда так ухаживает за дамами, шансов создать семью у него немного, все невесты разбегутся, пожалела незадачливого увальня девушка.
Посидев немного без дела, Женя поняла, что Суровцев перезванивать не собирается. Повестку, наверное, выписывает, язвительно усмехнулась она и вернулась к изучению папки.
Так, список прочих пострадавших. Надо же, молодые все люди, удивилась журналистка, просматривая имена и даты. А вот списки пациентов, пребывавших в ВИП-отделении во время проведения неудачных операций по пересадке органов. А это адреса, номера телефонов. Даже копии каких-то справок, заключение патологоанатома. Просматривала Женя бумаги, но ее мысли были поверхностными, рассеянными. Они то и дело возвращались к Дробышеву. Наконец, она сдалась и захлопнула папку.
В конце концов, Дробышев – это тоже часть ее собственной версии, и факт его бегства стоит обдумать. А все-таки здорово она угадала?!
Значит, так. Если Дробышев сбежал из колонии, скорее всего ему кто-то помог. Он же не рецидивист со стажем, сам бы вряд ли справился. Сбежал месяц назад, до сих пор не нашли. Значит, где-то скрывается. Дробышева тоже пропала, однозначно у нее и прячется. Все это было заранее спланированным мероприятием, размышляла Женя, глядя, как на скате крыши соседнего с ее флигелем дома флиртуют голуби.
– Любовь, любовь, – вздохнула она. – Что-то Логунов опять пропал, странный он какой-то. То пропадает, то вдруг возникает, весь пылающий страстью, «люблю, жить не могу», и снова как камень в воду. Она еще понаблюдала за птичками, пока ее мысли не повернули в сторону другой любовной истории. Кольцов – Стрижелецкая. Интересно, как давно она на мужика глаз положила? Ведь дамочка еще при первой встрече рассказывала Жене, что была в доме своим человеком, на дачу к ним ездила, в гостях часто бывала. Фирмочка у Стрижелецкой так себе, маленькая, бедненькая, больше форсу, чем денег. А вот Кольцов мужик завидный, успешный, богатый, известный в городе, влиятельный. К тому же не бабник. Это Марина лапша, такого мужа упустила, Стрижелецкая бы подобной ошибки не сделала.
Хм. А может, Скрябин угадал? Кольцова убила Стрижелецкая? Вдруг Кольцов ее раскусил, понял, что она просто жадная, эгоистичная, к тому же подлая стерва, и решил вернуться к жене. Стрижелецкая этого не стерпела, грохнула мужика, а все свалила на подругу? Ведь кому, как не ей, было бы проще всего и кружку подкинуть, и ниток из шарфа надергать, и даже Марину в салон записать могла именно она!
– Елки-палки! – Женя вскочила с места и нервно засуетилась, то хватая телефон, то сумку, то бросаясь в комнату за курткой, то снова берясь за телефон. – Так, – наконец скомандовала она самой себе. – Надо успокоиться и подумать. Если Стрижелецкая записала Марину в салон, то наверняка не случайно выбрала и процедуру, продумав момент с алиби, и оплату, а значит, должна была, как минимум, хоть раз там появиться! Надо немедленно ехать в салон и предъявить им фото Стрижелецкой! Нет. Надо мчаться в офис к Стрижелецкой и сфотографировать ее, а потом уже ехать в салон. И кстати, Стрижелецкая могла запросто замаскироваться под Марину: шарф, светлый плащ, копеечный парик – вполне могли ввести в заблуждение случайного свидетеля! Например, ту же самую соседку со второго этажа.