Божья кара | Страница: 53

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– В каком смысле? – решила уточнить Женя расплывчатую формулировку.

– В сексуальном, – выразительно взглянула на нее Настя. – Бабок у него своих нет, с материальной точки зрения он ей был не интересен, замуж за него она не собиралась, связь особо не афишировала, ему это тоже было не надо, потому что каждый из них параллельно пытался «трудоустроиться», а вот секс – другое дело. Я от многих слышала, что Макс в кровати это что-то. Даже думаю попробовать, – по-дружески поделилась Настя.

– А твой муж возражать не будет? – насмешливо спросила Женя.

– Против чего? Против короткого перепихона, о котором он даже не узнает? – цинично усмехнулась собеседница. – Думаю, нет.

– Ну, хорошо, а я-то тут при чем? – решила Женя не лезть в чужую личную жизнь и вернуться к делу.

– Мы обе будем его ждать. Ключи от Дашкиной квартиры у меня есть, – проговорила Настя. – Пусть придет, достанет товар, тут мы его и почикаем. Я с собой еще человека прихвачу, чтобы он не особо брыкался.

– А для чего это все надо? – все еще не поняла до конца Женя столь сложного построения.

– Для того, чтобы посадить его на крючок и выяснить, что происходило с Дашкой в последнее время.

– А так спросить нельзя? – недоуменно посмотрела на Стручкову Женя.

– Если он замешан в ее смерти, нет. Макс не дурак и не такая уж размазня, как кажется. Его надо крепко прижать, чтобы чего-то добиться.

– Думаешь, он поверил, что я Дашина восемнадцатилетняя сестра? – с сомнением глядя на себя, спросила Женя.

– Только что приехавшая из провинции? – закончила Настя за нее вопрос. – Еще бы. С твоей комплекцией при таком освещении и за пятнадцатилетнюю можно сойти, к тому же ты идеально держишься. Этакая закомплексованная, диковатая селянка, не пойми во что одетая, – похвалила ее Настя.

Женю же от такой похвалы в жар бросило от возмущения. Это она селянка? Она закомплексованная, одетая неизвестно во что? Да ее платье пятнашку стоит! И вообще, она коренная петербурженка, наследственная интеллигентка, ее бабушка всю блокаду в Ленинграде провела, а прадедушка – учитель гимназии – во время революции большевиков у себя в подвале прятал. Хотя последнее, возможно, уже и не подвиг по нашим-то временам. Но Женю сильно задело за живое, что какие-то сытые необразованные выскочки из глубинки в дорогих шмотках, на которые они зарабатывают, преимущественно прыгая из одной постели в другую, или зажравшиеся митрофанушки, выросшие вместо книг на канале «Муз ТВ» и тянущие у родителей бабки, над ней еще и насмехаются! Да, пусть она, Женя, Шепард от Картье не отличит и Дольче и Габбана от Ральфа Лорена, зато она отличает Сера от Сислея и Камю от Кафки, а Бовуара от Мердека. А еще она английский учила не по лейблам на штанах, а по бессмертным произведениям Шекспира. И чем больше Женя об этом думала, глядя на вальяжно устроившихся рядом с ней баловней судьбы, с зажратыми, самодовольными лицами, тем больше закипала. «Ну подождите, я вам устрою закомплексованную провинцию!» – грозно запыхтела Женя, достигнув критической точки, и подтянула к себе чей-то стакан с виски. Последнее, что она смутно запомнила в тот вечер, была Снежана, которая пыталась отодрать ее от шеста.

Женя ползла по раскаленной пустыне, погибая от жажды, солнце нещадно палило, голова раскалывалась на части, одежда сковывала движения. Вокруг, сколько хватало глаз, высились бесконечные сверкающие на слепящем солнце макушки песчаных барханов. Ни ветерка, ни шороха, ни звука не нарушало раскаленное безмолвие, кроме оглушающего треска в Жениной голове.

«Это солнечный удар и обезвоживание, – продолжая ползти, подумала Женя. – Я погибну, если не найти воду, я погибну».

Женя снова напрягла свое измотанное тело и продвинулась не больше чем на миллиметр, потом еще, и еще. Нет. Ей не спастись. Она приподняла голову, взглянула на слепящий песок и упала без сил. Все, это конец. Сердце билось как сумасшедшее, норовя выскочить из грудной клетки, голова раскалывалась пополам. Лучше смерть, чем такие мучения, решила Женя и открыла глаза.

– Где я? – еле слышно прошептала бедняжка пересохшими губами, глаза почти ничего не различали, любая попытка переместить взгляд отзывалась в голове резкой болью.

– На, вот, страдалица, полечись, – раздался над ее головой чей-то резкий, неприятный, насмешливый голос. Женя поморщилась. Но в следующую секунду в ее руке оказалась божественно прохладная емкость с живительной влагой. Девушка с трудом оторвала голову от подушки и сделала глоток.

– М-м, – блаженно промычала она, чувствуя, как жизнь возвращается в ее бренное тело.

– И часто ты такие кренделя закладываешь? – снова раздался рядом с Женей тот же насмешливый голос.

Женя сделала еще глоток пива и осторожно открыла глаза. Когда взгляд сфокусировался, она смогла разглядеть сидящую в белом огромном кресле Снежану Лидбарскую, облаченную в коротенький шелковый халатик.

– Где я? – снова повторила Женя, проигнорировав заданный ей непонятный вопрос.

– Так. Амнезия. Закономерное следствие неумеренных возлияний, – констатировала Снежана. – У меня, естественно, – добавила она, с интересом рассматривая непрошеную гостью. – Ты зачем вчера так набралась? Да еще и в незнакомой компании?

– Набралась? – попыталась нахмуриться Женя.

– Вчера в «Ванильном небе», – помогла ей Снежана.

И тут память к несчастной журналистке вернулась, явив ее внутреннему взору массу картин и подробностей вчерашнего вечера. От чего Женя тут же окрасилась в густо-лиловый, лишенный природной естественности цвет. Она во всех шокирующих подробностях вспомнила, как вешалась на незнакомых мужиков, выплясывала сначала на танцполе, потом у шеста, откуда ее и стаскивала Снежана, вспомнила, как лезла к диджею. Как высмеяла в туалете какую-то девицу с силиконовыми сиськами и в нелепом платье со стразами, потом ей вспомнилось, как она учила жизни Макса, дразня его невежей из Крыжополя, который пишет по слогам и никогда в жизни не слыхал о Мураками. Что удивительно, его приятели и подружки радостно хихикали над красным от злобы парнем, хотя вряд ли сами представляли, о чем речь идет. Потом она едва не подралась с высоченной девицей на огромных шпильках, которая пренебрежительно отозвалась о Женькиных сапогах. Потом… Но про потом Женька вспоминать уже не могла. Она вскочила с дивана и, схватившись за голову, понеслась в ванную, чтобы потоком чистой воды смыть свой вчерашний позор и ужас.

– Да не психуй ты так! Сегодня никто ничего и не вспомнит о твоих выходках, – утешала ее Снежана спустя полчаса, когда они пили кофе на кухне. – У нас такими невинными выходками никого не удивишь.

– Да уж, – уныло проговорила Женя. – А как я к тебе попала?

– Я привезла. Не бросать же тебя было под столом в клубе, – криво улыбнулась культуристка. – Компания твоя испарилась, даже и не вспомнив о твоем существовании.

– Это не моя компания, – вяло возразила Женя, хотя в душе своей и рассердилась на Стручкову. Вот ведь стерва, притащила ее в клуб и бросила там, как дворняжку беспризорную. Спасибо Снежане. Вот это человек! – Я вчера в клубе по делу была. А кстати, ты не знаешь Настю Стручкову, с которой я была вчера?