— Я не хочу об этом говорить. Потому что нам надо поговорить о деле. Как я уже сказала: я приехала за Мишей.
— Разве твое положение изменилось?
— Нет, но скоро изменится. Я выхожу замуж.
— И за кого? — после легкой заминки спросила Мари.
— За барона Редлиха.
— Он что, знатен? Богат?
— И знатен, и богат. Он банкир, финансовый магнат. Его состояние огромно, и он занимает пост министра в правительстве.
— Где? Во Франции?
— Да.
— Стало быть, он католик?
— Да! Он католик! — с вызовом сказала Александра.
— И ты, выходит, решила сделаться католичкой. Я так и думала, что чем-нибудь подобным закончится, — удовлетворенно кивнула сестра.
— Тебе-то что за дело? Не ты же переходишь в другую веру!
— А как же Мишенька, — кивнула Мари на мальчика. — Какая участь его ждет?
— Самая завидная. Его отчим хорошо о нем позаботится.
— Навяжет ему свою веру? — усмехнулась Мари. — Да кто ж тебе позволит?
— Не понимаю, о чем ты? — нахмурилась Александра.
— Ты, может быть, не знаешь, как на самом деле обстоят дела, — вкрадчиво сказала Мари.
— Нет, но ты мне все расскажешь. Во-первых: зачем ты меня обманывала?
— А я тебя не обманывала. Государь простил Мишеньку, но не тебя. И уж конечно, не господина Соболинского. Все имущество твоего покойного супруга, согласно императорскому указу, перешло к единственному сыну графа Ланина, Михаилу Алексеевичу, рожденному в законном браке. А его вдове — ничего.
— Как так: ничего?
— А на что ты рассчитывала? Ты уехала за границу без всякого на то дозволения. Император и по сию пору на тебя гневается. Так что не обессудь: Мишу я тебе не отдам. В том же указе я назначена его опекуншей.
— Как так: не отдашь? — оторопела она.
— А так. Здесь его дом, его владения, он вельможа, хоть и маленький. Его уже определили в гвардейский полк. Его ждет блестящее будущее, такое же, как у его отца. А ты можешь выходить замуж за кого угодно и рожать детей сколь тебе будет угодно.
— Но я приехала за сыном!
— Чтобы его увезти? Оторвать от родины? Лишить его всего?
— О господи, нет! Чтобы все ему дать!
— У него и так все есть. — Мари нагнулась к мальчику и нежно его поцеловала.
— Но у него нет матери!
— Я ему прекрасно ее заменяю. Или ты сомневаешься?
Миша устал сидеть на коленях у матери и опять заплакал.
— Унесите его в детскую, — велела Мари. — Не беспокойся, — сказала она, видя, что сестра этого не хочет. — Разговор у нас серьезный. Мы сначала обсудим наши дела, а потом играй с ним сколько тебе угодно. Никто его у тебя не отнимает, пока ты здесь.
Александра неохотно позволила няне унести сына.
— А теперь поговорим, — сказала Мария Васильевна уже совсем другим тоном, тоном старшей сестры. — Итак, на этот раз ты подцепилабанкира.
— Почему ты говоришь со мной в таком тоне? Эрвин меня любит.
— Я и говорю: подцепила. Небось завлекала его, как только ты это умеешь. Не сомневаюсь, что вы уже делите одну постель. Еще бы ты удержишься! Ты никогда не могла жить без мужчины! Это все дурная кровь нашей общей матери! Слава богу, отцы у нас разные! Я-то благородного происхождения, а вот ты… Скажи спасибо, что папенька дал тебе нашуфамилию. Выскочка ты, сестрица. Почти что дворовая девка! Как же! Графиня! А теперь, вишь, баронессой решила стать! Подумать только! Шурка Иванцова — баронесса Редлих!
— Ты совсем огрубела, Мари, в этой своей глуши, — поморщилась Александра. — Тебе надо в столицу. А лучше — в Париж. Набраться хороших манер.
— Мне и здесь хорошо. Всего у меня в достатке. И у Миши тоже.
— Я, кажется, понимаю, в чем тут дело! Почему ты не хочешь мне его отдавать! Ты ведь получила над ним опеку! Пока он не стал совершеннолетним, всеми его владениями управляешь ты, а это приносит огромный доход! Известно, кому здесь, в округе, все принадлежит!
— Да, ты права. Здесь все принадлежит Мише.
— И ты на этом наживаешься!
— Если бы у меня был выбор, отказаться от всего или от этого ребенка, оставив себе все, я бы без малейших колебаний выбрала Мишу, — тихо сказала Мари. — А вот что выберешь ты?
— Не понимаю, о чем ты?
— Я не дам тебе его увезти. Можешь броситься в ноги государю и умолять его о милости. Возможно, он тебя и примет, ты ведь стала еще краше прежнего, — насмешливо сказала Мари. — Но тогда тебе придется остаться здесь и ответить на его чувства. Ты к этому готова?
— Я не собираюсь этого делать!
— Тогда Миша останется здесь.
— Я его увезу! Я его мать!
— Ты не посмеешь, — почти что ласково сказала Мари. — Посмотрим, чьи распоряжения слуги будут выполнять, твои или мои? Ты думаешь, они отдадут тебе маленького графа, своего хозяина? Им очень неплохо при мне живется, не станет здесь Миши, не станет и меня. Кто знает, кому отойдут эти владения?
— Ты же сказала, что есть императорский указ!
— Государь мигом может сменить милость на гнев. Не забывай, что все мы — его подданные.
— Опомнись, Мари! — взмолилась она. — По какому праву ты так со мной поступаешь?
— По праву любви. Потому что Мишеньку я люблю гораздо больше, чем ты. Моя любовь к нему сродни материнской, только она гораздо сильнее, потому что тут не было мужчины. И я ее ни с кем не делила, свою любовь. В отличие от тебя, которая бросила сына и погналась за своим любовником. И не забывай, это из-за тебя я так и не вышла замуж. Не родила детей.
— Я-то здесь при чем?
— Ты довела нашу мать до удара. Ты, по сути, убила отца своими выходками. И все хозяйство легло на мои плечи. Мне пришлось нелегко, и ты прекрасно это знаешь! В то время как ты блистала на балах и в великосветских салонах, я трудилась как вол. И Господь надо мной сжалился. Мишенька послан мне в утешение. Мне, а не тебе. А ты, беспутная, являешься сюда и собираешься забрать у меня единственную радость! Чтобы увезти его в страну, которая ему чужая! Отдать человеку, который ему чужой! Какому-то барону Редлиху! Католику!
— Барон прекрасный человек!
— Да я-то откуда это знаю?
— Нет ничего плохого в том, что Миша выучится за границей.
— Выучится, когда время придет. А сейчас он еще слишком мал, — отрезала Мари.
— Я вижу, что ты еще более упряма, чем в моем детстве. Я устала с дороги, у меня нет сил, чтобы продолжать этот разговор. Я ехала сюда почти месяц, меня ноги не держат. Вели позаботиться о моем спутнике и о моих слугах.