Следствие возобновилось. Проходило оно быстро, поскольку никто из обвиняемых не отрицал содеянного, и вскоре начался процесс. Вместе с другими членами секты – всего их было человек пятнадцать – Руди оказался на скамье подсудимых в брюссельском Дворце правосудия. Всем им грозило многолетнее тюремное заключение, но это их как будто не слишком беспокоило. Руди, например, выглядел умиротворенным, почти счастливым. На всех фотографиях он был в очках, больших очках в квадратной черной оправе; напрасно он их надел. Его брюшко, его усы, да еще эти очки в массивной оправе – всё это складывалось в классический образ извращенца-педофила. Общественность негодовала, чуть не каждый день перед Дворцом правосудия проходили демонстрации с требованием сурово наказать обвиняемых. Как всегда в подобных случаях, некоторые люди высказывались за восстановление смертной казни. Один журналист отыскал отца Айши, который давно расстался со своей женой. Он хотел бы увидеть, как «отрежут яйца» тому, кто похитил честь его дочери, и готов был проделать это собственноручно.
Филипп Лебёф был вызван в суд ишь в качестве свидетеля. Но даже и это было странно: ведь он не был лично знаком ни с кем из обвиняемых. Он приготовил трехчасовую речь, но судья прервал его минут через десять. Всё же он успел заявить, что церковь азраилитов собиралась заново заложить основы культа любви, который на Западе был утрачен много тысячелетий назад. Он сообщил также, что в азраилитских общинах будут созданы школы взаимной мастурбации для новообращенных и для детей. По его мнению, мастурбацию следовало рассматривать как краеугольный камень нового «катехизиса чувственности». В конце своего выступления он направился к скамье подсудимых, чтобы пожать им руку, однако ему преградили дорогу жандармы.
После закрытия судебного заседания журналисты часто обращались с вопросами к Руди – наверно, из-за его наружности типичного педофила. Казалось, он к этому привык; его ответы звучали вежливо и доброжелательно. Сознает ли он, какое наказание его ждет? Да, сознает; но он ни о чем не жалеет. Он верит в правосудие родной страны. И не чувствует ни малейшего раскаяния. «Всю жизнь я делал людям только добро…» – говорил он.
Процесс сильно затянулся, главным образом потому, что было подано множество жалоб и гражданских исков. Этой зимой я купил себе тур в Индонезию, один из так называемых «Новых маршрутов». Я вылетел из Парижа в Денпасар 27 января. Приговор был оглашен в мое отсутствие.
Первого сентября 1730 года, между девятью и десятью часами вечера, на острове Лансароте, в месте, называемом Тиманфайя, вдруг разверзлась земля. Из трещины поднялась огромная гора, и из вершины этой горы забил огненный фонтан, который не иссякал девятнадцать дней подряд. Неделю спустя раскрылась новая пропасть, и поток бурлящей лавы излился на Тиманфайю, Родео и часть селения Манча-Бланка. Поток продолжал свой путь к северу, и скорость его вначале была такова, что это напоминало пылающий водопад; но вскоре движение его замедлилось, и он стал вязким, как патока. Однако девятого сентября с оглушительным грохотом вырос холм, преградивший путь лаве. Поток изменил направление и устремился к западу, где, достигнув входа в протяженную долину, за несколько минут уничтожил селения Маретас и Санта-Каталина. Одиннадцатого сентября извержение значительно усилилось, лавовый поток опять ускорил движение и обрушился на Масо, сжигая всё на своем пути. Шесть дней с ужасающим грохотом лава рекой стекала с высоты в море, и вода вдоль берегов закипела; вскоре на поверхность всплыло и закачалось на волнах огромное количество дохлой рыбы. Восемнадцатого октября над Санта-Каталиной открылись еще три расселины, изрыгавшие густой дым, кипящий ливень, раскаленные докрасна куски шлака и базальта. Эти явления сопровождались оглушительными взрывами, тучи пепла и камней, сыпавшихся на остров, закрыли солнце, и наступила тьма: всё это неоднократно заставляло жителей Санта-Каталины покидать свои дома; однако всякий раз они возвращались, ибо селение чудесным образом оставалось нетронутым. Так вел себя вулкан до двадцать восьмого октября; но тут вдруг пал скот, пораженный зловонными испарениями, которые скапливались в вышине, а затем нисходили на землю смертоносным дождем. С первого по десятое ноября дым и пепел постоянно отравляли воздух, сделав жизнь людей и животных почти невыносимой; и вот, поверх толстого слоя не успевшей остыть лавы, на опустошенную местность излилась еще одна огненная река. А двадцать седьмого ноября это повторилось. Лавовый поток устремился к морю с таким неистовством, что, ворвавшись в волны, образовал целый островок неподалеку от берега. Шестнадцатого декабря лава, прежде всякий раз стекавшая к морю, внезапно изменила направление своего движения; она проникла в селение Чупадеро, превратив его в огромный костер, затем опустошила Вега-де-Уга. Седьмого января произошло несколько новых извержений. Из каждой трещины, образовавшейся на склоне горы, хлынула огненная река, окутанная густыми клубами дыма. Этот дым часто прорезали ослепительные вспышки, сопровождавшиеся синеватым и красноватым свечением: и каждый раз слышались громовые раскаты, как бывает в грозу; местные жители оцепенели от ужаса, ибо им было неведомо, что такое гром и молния. Двадцать первого января из образовавшегося ранее кратера выросла новая гора, выше всех предыдущих, и в тот же день исчезла, причем раздался ужасающий взрыв, – эхо от него прокатилось по всему острову, и всё кругом покрылось слоем пепла и камней. Третьего февраля новый лавовый поток поглотил Альдеа-де-Родео. Двадцатого марта выросли новые вулканические конусы, а в них открылись кратеры, тут же начавшие извергаться. Тринадцатого апреля поднялись две новые горы, словно вытолкнутые из земли невидимой силой. Четвертого июня образовались три громадные трещины, и остров содрогнулся от сильнейших подземных толчков; из каждой расселины вырвались гигантские столбы пламени. На сей раз люди совсем потеряли голову от страха, особенно в Тиманфайе, где началось это несчастье. Восемнадцатого июня образовался новый вулкан, самый высокий из всех, что поднялись над развалинами Масо, Санта-Каталины и Тиманфайи; открывшийся в его склоне кратер стал изрыгать пламя и пепел, в то время как из другой горы, возле Масо, вырвалось густое облако пара, подобного которому никто еще не видел. Весь западный берег острова был усыпан дохлой рыбой, причем там попадались рыбы самых редких и необычайных пород, неизвестных островитянам. В течение октября и ноября извержения происходили повсюду, а в Рождество, в скорбный день, двадцать пятого декабря 1731 года, остров содрогнулся от самого сильного землетрясения из всех, какие были отмечены с начала этого долгого бедствия.
Хроника дона Андреса Лоренсо Курбадо,
приходского священника Яйсы