* Филипп Соллерс (род. 1936).- французский писатель, литературный критик, эссеист.
** Жан-Эдерн Аллье (1936-1997) – французский писатель-памфлетист и мистификатор.
*** Гонзаг Сен-Брис (род. 1948) – французский журналист, историк и романист.
Сидя перед стаканом с мореском*, Бегбедер меланхолично созерцал металлическую коробочку для пилюль с жалкими остатками кокаина. Заметив Джеда, он знаком пригласил его за свой столик. Мгновенно подошел официант, чтобы принять заказ.
– Даже не знаю… Вьяндокс**? Он еще существует?
– Вьяндокс… – задумчиво повторил Бегбедер. – Нет, вы правда чудной тип.
– Не ожидал, что вы меня вспомните.
– О да… – ответил писатель почему-то грустным голосом. – О да, я вас помню…
Джед поделился своими проблемами. При имени Уэльбека Бегбедер слегка дернулся.
* Мореск – анисовая настойка с миндальным молоком.
** Вьяндокс – концентрированный мясной бульон, который раньше подавали в качестве напитка, наряду с кофе и вином. Сегодня в основном используется для приготовления соусов.
– Я не прошу у вас его телефон, – поспешил успокоить его Джед, – но, может быть, вы просто позвоните ему, передадите мою просьбу.
Официант принес вьяндокс. Бегбедер задумчиво молчал.
– Ладно, – наконец произнес он. – Ладно, позвоню. Никогда не знаешь, как он отреагирует, но в данном случае ему это тоже может пригодиться.
– Думаете, согласится?
– Понятия не имею.
– Что могло бы его убедить, как вы считаете?
– Ну например… Возможно, вы удивитесь, потому что у него совсем другая репутация: деньги. Как правило, на бабло ему плевать, он живет на гроши, но развод разорил его. И потом, он купил несколько квартир на море в Испании, которые у него теперь конфискуют без компенсации ущерба согласно закону о побережьях с обратным действием, короче – дурдом. Мне кажется, он сейчас стеснен в средствах, вот незадача, при его-то заработках. Так что, если вы предложите ему хорошую сумму, я думаю, надежда есть.
Он замолчал, залпом допил коктейль, заказал еще один и посмотрел на Джеда со печальным упреком.
– Знаете… – продолжал он, – Ольга. Она вас любила. (Джед съежился.) Я хочу сказать… – не унимался Бегбедер, – она правда вас любила. – Он умолк и снова взглянул на Джеда, недоверчиво покачав головой. – А вы отпустили ее в Россию… И не звонили, не писали… Любовь… Любовь – это большая редкость. Вы не знали? Вас никогда не предупреждали? Меня это, понятно, не касается, – но дело в том, что она скоро вернется во Францию. У меня еще остались кое-какие друзья на телевидении, и они говорят, что «Мишлен» создает новый канал «Мишлен-ТВ» на TNT, посвященный гастрономии, местному колориту, историко-культурному наследию, французским пейзажам, далее по списку. Руководить им должна Ольга. Ну на бумаге гендиректором значится Жан-Пьер Перно, но на практике именно она будет полностью определять программную политику. Вот так вот… – заключил Бегбедер, давая понять, что разговор окончен. – Вы пришли попросить меня о маленьком одолжении, а я вам оказал огромную услугу.
Он бросил уничтожающий взгляд на Джеда, который встал, собираясь уходить. – Разве что выставка для вас важнее… – Он снова покачал головой и почти неслышно пробормотал с отвращением: – Художники, блин…
Sushi Warehouse в терминале 2E аэропорта Руасси славился немыслимым выбором норвежских минералок. Джед остановился в итоге на Husqvarna, скромно пузырившейся воде из центральной Норвегии. Она оказалась чрезвычайно чистой, хотя не то чтоб чище остальных. Воды различались степенью газированности и вкусом, но в них не содержалось даже намека на соли и железо; общей чертой норвежских минеральных вод явно была умеренность во всем.
Какие же эти норвежцы изысканные гедонисты, подумал Джед, расплачиваясь за Husqvarna; сколько, оказывается, в мире существует разнообразных форм чистоты, подумал он снова, просто душа радуется.
Самолет очень быстро поднялся до высоты облачности, и у него сразу возникло ощущение пустоты, характерное для полета над облаками. Где-то на середине пути внизу мелькнула гигантская поверхность моря, сморщенная, словно кожа старика на последнем издыхании.
Шеннон, напротив, порадовал Джеда строгими прямоугольными формами, высотой потолков и длиннющими коридорами – этот захиревший аэропорт служил теперь для переброски войск американской армии, а также предоставлял крышу авиакомпаниям low cost, но изначально был рассчитан на пропускную способность раз этак в пять больше. Судя по структурам из металлических опор и ковровому покрытию с низким ворсом, его построили в начале шестидесятых, если не в конце пятидесятых. Он олицетворял – даже нагляднее, чем Орли, – памятник периоду технологического энтузиазма, одним из самых инновационных и престижных достижений которого стал воздушный транспорт. С начала семидесятых, в эпоху первых палестинских терактов – их эстафету с более зрелищным и профессиональным размахом подхватила впоследствии Аль-Каида, – авиаперелет стал напоминать нечто среднее между детсадом и концлагерем, и пассажирам не терпелось как можно быстрее покинуть самолет. Но в то удивительное время, рассуждал Джед, ожидая багажа в огромном зале прилета (металлические багажные тележки, прямоугольные и массивные, тоже, видно, остались с той поры), в то славное тридцатилетие, авиаперелет, символ эпохальной технократической авантюры, значил гораздо больше. Вначале это счастье выпадало исключительно инженерам и руководящим работникам, строителям завтрашнего мира, но вскоре к нему должны были получить доступ и широкие народные массы – а кто б сомневался, в контексте победоносной социал-демократии, – по мере роста их покупательной способности и количества свободного времени (что в итоге и произошло, благодаря, правда, ультралиберальному повороту, символически выразившемуся в появлении компаний low cost, а также ценой полной потери эксклюзивности, изначально присущей воздушному транспорту).
Через несколько минут Джед получил подтверждение своей гипотезы о возрасте аэропорта. Нескончаемый коридор, ведущий к выходу, был украшен фотографиями выдающихся личностей, почтивших аэропорт своим присутствием, – в основном президентов Соединенных Штатов Америки и разнообразных пап. Иоанн-Павел II, Джимми Картер, Иоанн XXIII, Джорджи Буши I и II, Павел VI, Рональд Рейган… – все явились как миленькие. Дойдя до конца коридора, Джед с удивлением констатировал, что первый из випов удостоился даже не снимка, а, как ни удивительно, картины.
Джон Фитцджеральд Кеннеди стоит на летном поле перед ангаром, в стороне от группки официальных лиц, включающей и двух служителей культа; на заднем плане маячат мужчины в габардиновых пальто, скорее всего из американских служб безопасности. Выбросив руку вперед и вверх – можно предположить, что он обращается к толпе, сгрудившейся за ограждением, – Кеннеди улыбается с кретинским воодушевлением и оптимизмом, который так трудно дается неамериканцам. Ему как будто впрыснули изрядную дозу ботокса. Вернувшись назад, Джед внимательно изучил все изображения почетных гостей. Билл Клинтон оказался таким же сдобным и гладким, как и его прославленный предшественник; все американские президенты-демократы, надо признаться, имели, в общем и целом, вид накачанных ботоксом любителей клубнички.