Бек оставалось лишь надеяться, что Рахиль не отвлечётся от своего занятия, покуда она не допишет телефонный номер: 9. 6.
Она услышала, как остальные зашевелились позади неё, поднимаясь на ноги, собираясь уходить. «Пожалуйста, ещё две секунды!» 9. 2…
Иаков громко фыркнул. Пикник закончился.
Банановая кожура упала на землю. Бек всё ещё вытягивала указательный палец, чтобы писать дальше, когда взмыла в воздух и мягко шлёпнулась об спину Рахили, переброшенная через плечо, — на данный момент самая удачная из всех попыток Рахили взвалить на себя своего детёныша.
— Не-е-ет! Д-д-д… Дай мне закончить!
Рахиль уже бежала рысцой с прогалины вслед за остальными. Бек судорожно цеплялась за шерсть, стараясь сползти с плеча и перевернуться головой вверх, и наконец обхватила шею Рахили одной рукой, потом другой, затем обхватила ногами туловище в области пояса и опёрлась на тазовые кости. К этому времени всё семейство опять углубилось в лес.
Надежда. Бек не успела сделать всё, что хотела, но по крайней мере начало было положено.
Горилла неуклюже приплясывала на ходу, переступая фальшивыми обезьяньими лапами, под которыми виднелись края высоких кроссовок. Она несла плакат с надписью «У обезьян есть права», а раздававшийся из-под пластмассовой обезьяньей маски молодой мужской голос монотонно кричал: «Свободу нашим братьям, свободу обезьянам! Свободу нашим братьям, свободу обезьянам!»
Молодой человек был одним из дюжины представителей общества защиты животных, которые собрались на свою традиционную демонстрацию протеста, проводившуюся по четвергам утром перед Йоркским центром приматов — старым, но реконструированным кирпичным зданием на территории университета Корзайна. Костюм гориллы был новинкой, которую Кэп видел впервые в жизни.
С другой стороны, Кэп в кричащей тропической рубашке, соломенной шляпе, бермудах и солнцезащитных очках представлял собой зрелище, какого демонстранты никогда прежде не видели. Не то чтобы он был таким уж оригиналом; демонстранты — в большинстве своём студенты, не знающие чем заняться и имеющие с избытком свободное время, — предпочитали одеваться самым вызывающим образом с целью привлечь к себе внимание. Кроме гориллы там была дешёвая, упрощённая версия орангутанга из диснеевской «Книги джунглей», страдающий ожирением Тарзан в набедренной повязке и косматом парике, а также учёный в белом халате, заляпанном красной краской. Когда Кэп присоединился к ним и подхватил монотонные крики, они с удовольствием приняли его в свои ряды.
Главным образом именно в летние месяцы эти ребята собирались перед воротами парковочной площадки Центра, поджидая «убийц, мучителей и эксплуататоров бедных обезьян». Каждому автомобилю, прибывающему или отбывающему, приходилось проходить сквозь строй и выносить яростный взрыв праведного негодования. Кэп сам не раз таким образом проходил сквозь строй по четвергам.
Кто-то сунул Кэпу в руки плакат, гласящий: «Куда делись все приматы?» Он поднял его высоко над головой, сделал несколько танцевальных па своего собственного изобретения и попытался вписаться в процессию и присоединить свой голос к монотонным выкрикам, сейчас зазвучавшим вразнобой и заглушённым рёвом проезжающих автомобилей.
— Эй! Вы здесь новенький. — К нему обращалась руководительница группы, молодая женщина с суровым лицом, ярко-фиолетовыми волосами и таким металлическим голосом, при звуке которого сработал бы любой металлоискатель в аэропорту.
— Да вобщем-то нет. Я раньше работал здесь.
— В Центре приматов?
— Да, отчасти, но главным образом в Центре бионаук. Я преподавал биологию.
Тарзан прервал разговор с гориллой, и оба повернулись, чтобы послушать разговор.
— Почему вы больше там не работаете? — осведомилась руководительница.
— Меня выгнали.
— Круто, — сказал Тарзан.
— С чего вдруг? — спросила горилла.
— У меня постоянно возникали проблемы с дарвинизмом, — ответил Кэп.
Реакция была предсказуемой: тихие «ахи», недоверие в глазах, потряхивания головой, переглядывания и подавленные смешки.
— Вы шутите! — воскликнула молодая женщина в белом халате. — Я думала, вы профессиональный биолог!
— Угу, молекулярная биология.
— Как у профессионального биолога могут возникнуть проблемы с дарвинизмом?
— Как у дарвиниста могут возникнуть проблемы хоть с чем-нибудь?
— Так что вы здесь делаете? — В её голосе звучали подозрительные нотки. — Вас беспокоит судьба наших братьев?
— Вы имеете в виду обезьян?
— Да, обезьян! Они наши братья, наши ближайшие родственники!
— Мы на девяносто восемь процентов шимпанзе, — добавила горилла.
Кэп постарался сдержать усмешку.
— Это мы научили вас считать так.
— Значит, обезьяны имеют такие же права, как и мы, — заявила молодая женщина, — и мы намерены стоять здесь до той поры, покуда их права не будут признаны.
Это была подсказка. Все остальные хором вскричали: «Да! Да! Дайте права шимпанзе! Дайте свободу обезьянам!»
— Вы когда-нибудь были там? — отпарировал Кэп. — Приматов никто не мучает. Там просто проводятся наблюдения, исследования поведенческих реакций. Самое худшее, что они там делают, так это дают приматам огурцы вместо винограда.
Одни испустили стон, другие ничего не поняли, а третьи выразительно закатили глаза. Тарзан даже настроился на враждебный лад:
— Эй, не надо врать, приятель!
— Их же держат в клетках, верно? — спросил орангутанг.
Женщина выкрикнула прямо в лицо Кэпу:
— Они хотят, чтобы мы так думали! Да, действительно, может, обезьяны, находящиеся на территории университета, и не подвергаются жестокому обращению, но что насчёт остальных, которых вывозят отсюда?
— Из университета? — спросил Кэп. — Откуда вы… Наряженная деревом девушка с игрушечным шимпанзе на одной из веток (её руке) крикнула: «Машина!»
Они выстроились двумя рядами по обеим сторонам подъездной дороги и снова начали монотонно кричать, размахивая плакатами: «Свободу нашим братьям! Свободу обезьянам!» Горилла опять принялась приплясывать, Тарзан испустил протяжный вопль, орангутанг закружился на месте, размахивая руками, а маленькое дерево закачалось на ветру, когда ворота поднялись и автомобиль тронулся с места. Кэп сорвался с места и встал перед автомобилем.
— Эй! Эй, Баумгартнер!
Водитель резко затормозил, потом посигналил.
— Вас арестуют! — крикнуло деревце Кэпу.
Кэп сдвинул тёмные очки на лоб и опёрся на капот автомобиля.
— Баумгартнер! Это я, Капелла!
Водитель продолжал сигналить, глядя на него через лобовое стекло.