Покупатели этим товаром почти не интересовались, и Донцов с Цимбаларем, дабы зря не светиться, встали в сторонке. В загоне топтался сухонький старичок, похожий на буддийского святого, находящегося в последней стадии аскезы.
– Приплыли, – сказал Цимбаларь. – Скорее это не девушка Динь-Динь, а дедушка Дрыг-Дрыг.
– Не пори горячку, – ответил Донцов. – Постоим, посмотрим…
От долгого скитания по людному рынку и от резкого запаха дешевых товаров у него начала кружиться голова, а к горлу подкатывала тошнота. Пришлось даже съесть горсть сравнительно чистого снега, сохранившегося на подоконнике заколоченного павильона.
Цимбаларь, неправильно истолковавший такое поведение коллеги, немедленно предложил:
– Давай за пивом сгоняю. У меня самого все нутро пересохло.
– Потом, – остановил его Донцов.
В загончик завернул мужчина, габариты которого не позволяли надеяться на успешное завершение сделки. На такую фигуру куртку следовало шить не из свиней и телят, а из африканских носорогов.
Тем не менее старичок смело вступил в единоборство с этим богатырем, и чувствовалось, что просто так он его от себя не отпустит. Перемерив весь имеющийся под рукой товар, хозяин что-то гортанно крикнул внутрь заведения.
– Смотри, смотри. – Донцов толкнул Цимбаларя локтем. На арене, так сказать, появилась девушка с типичной для этого рынка внешностью, несущая на шесте нечто напоминавшее хоругвь татаро-монгольского войска, но на самом деле оказавшееся демисезонной курткой примерно так семидесятого размера.
– Похожа? – осведомился Донцов, сравнивая девушку с розыскной фотографией, срочно извлеченной из бумажника.
– Может, похожа. А может, и нет, – вздохнул Цимбаларь. – Дурку мы сваляли. Надо было кого-нибудь для опознания пригласить. Хотя бы вчерашнего фотографа.
– Это верно, – согласился Донцов. – Кто же знал, что все так внезапно случится…
Совместными усилиями куртку все же натянули на богатыря, и он ушел, предварительно выторговав пять баксов. Девушка собралась возвращаться обратно.
– Начнем, – сказал Донцов. – Сами как-нибудь разберемся.
Оказавшись в загоне, выполнявшем роль одновременно и выставочного зала, и примерочной, и кассы, они распределились таким образом, что Донцов перекрыл ход наружу, а Цимбаларь, соответственно, внутрь.
– Привет, хозяин, – сказал Донцов. – Как вашу помощницу зовут?
– Зачем тебе? – Старик улыбнулся беззубым ртом. – Жениться хочешь?
– Почему бы и нет. Ну а все же?
– У нас своего имени девушки чужим людям не говорят.
– А нам придется сказать. – Он раскрыл перед носом старика удостоверение.
Цимбаларь уже растопырил руки, как паук-кровосос, нацелившийся на неосторожную мошку, но девушка не предпринимала никаких попыток к побегу. Она стояла как вкопанная, бессильно уронив тонкие руки, и обильные слезы навертывались на ее глазах, хорошо замаскированных тяжелыми раскосыми веками. И вообще это хрупкое создание совсем не походило на ту махровую авантюристку, портрет которой Донцов заранее составил для себя.
Со слов старичка скоро выяснилось, что девушку действительно зовут Доан Динь Тхи, сюда она приехала для того, чтобы познакомиться с достопримечательностями великой дружественной страны, но нехорошие люди украли у нее все документы, и вот он, всеми уважаемый Фань Мин, взял несчастную к себе в услужение.
– Знакомая песня, – буркнул Цимбаларь, поигрывая капроновым шнуром. – Да только мотив надоел. Пора бы что-нибудь новенькое придумать.
– Она живет с вами? – спросил Донцов. – Где ее вещи?
Старичок объяснил, что девушка нашла себе приют в общежитии, где проживают и другие вьетнамцы, торгующие на этом рынке, а вещей у нее раз, два и обчелся, все в маленькой сумке вмещается.
– Мы ее заберем с собой, – сказал Донцов. – А вы пока оставайтесь здесь, и без нее домой не возвращайтесь. Понятно?
Старичок приложил руки к груди и ответил в том смысле, что, если могучий тигр разговаривает с бедным козлом, тому все становится понятно заранее.
– Дисциплинированный народ, – заметил Цимбаларь. – С такими приятно иметь дело.
– Да уж, с цыганами, конечно, не сравнишь. Несколько минут они решали, как поступить с девушкой – обыскать на месте или повременить.
– По закону нельзя, – говорил Донцов. – Противоположный пол.
– Нет у нее никакого пола, – возражал Цимбаларь. – Сам видишь – ни сисек, ни зада. А вот перо или какую-нибудь спицу припрятать в интимном месте вполне могла. Засмеют нас, если упустим.
– Ладно, я ничего не вижу. – Донцов отвернулся. Сопение, с которым Цимбаларь выполнял любую важную работу – печатал ли на машинке постановление на арест, молотил ли кулаками соперника на ринге или огуливал бабу (со слов тех самых баб), – длилось минут пять, после чего последовало резюме: «Ничего нет».
По молчаливому согласию пленницу решили не связывать. Уж очень комично выглядела бы со стороны эта троица – двое здоровенных мужчин, один бледный, другой багроволицый, ведут на веревке тоненькую, нежную девушку. Ну прямо Зоя Космодемьянская в лапах фашистских палачей.
Всю дорогу до отдела она молчала, не проронив ни звука, и только слезы, непрерывно катившиеся из глаз, сигнализировали чужому и равнодушному миру – беда, беда, беда, со мной случилась беда.
В отделе, в комнате, предназначенной для допросов, где вся скудная мебель была намертво прикручена к полу, а из стены торчали специальные кольца для крепления наручников, выяснилось, что Доан Динь Тхи совершенно не понимает русского языка, или очень ловко это симулирует.
Алексей Игнатьевич Шкурдюк, старшая сестра психиатрической клиники и фотограф Ростислав Петрович, поочередно вызванные для опознания, безошибочно указали на девушку, сидевшую среди двух других своих соотечественниц соответствующего возраста и схожей внешности.
Доан Динь Тхи с ужасом взирала на происходящее, вздрагивала каждый раз, когда пришлые люди тыкали в нее пальцем, что-то бессвязно бормотала, прижав кулачки к щекам, и отказывалась от всего, что ей предлагали – от воды, от сигарет, от бутербродов.
Дело пошло на лад лишь после того, как из консульства прибыл переводчик. С ним она заговорила не то что охотно, а взахлеб, словно с родным отцом после долгой разлуки. Немного успокоившись, Доан Динь Тхи подробно ответила на все вопросы, которые задал ей через переводчика Донцов.
К концу дня вырисовалась примерно следующая картина.
Она родилась в глухой горной деревне, где за годы новой власти мало что изменилось, где люди выращивали на полях-террасах богарный[13] рис, чай и батат, пасли буйволов, охотились за дикими свиньями и даже не помышляли о путешествиях в дальние страны.