Но это напомнил о себе Саша Цимбаларь.
– Привет, – сказал он.
– Виделись уже, – ответил Донцов.
– Неужели? – удивился Цимбаларь.
– Ты что – пьян? Откуда звонишь?
– С банкета. По-твоему, я не имею права выпить с нашими доблестными лингвистами? Я, между прочим, в чем-то тоже лингвист. Иностранными языками владею. Хочешь, я скажу по-цыгански: «Не буду пить винца до смертного конца»?
– Что с рукописью? – перебил его Донцов.
– Одну минуточку… – голос Цимбаларя отдалился. – Сам разбирайся. Передаю трубочку.
С Донцовым заговорила та самая женщина, которая недавно рассказывала об Индии. Как ни странно, она была абсолютно трезва, хотя шум банкета иногда заглушал ее голос.
– Мы выполнили вашу просьбу, – сообщила она. – Правда, пришлось все делать в спешке. Поэтому вы получите предварительный вариант перевода. Окончательный будет готов через день – два. Сообщите мне свой электронный адрес, и я немедленно отправлю текст.
– Знаете, у меня нет компьютера, – признался Донцов.
– А у кого-нибудь из соседей?
– Вряд ли. Их интересы лежат в совершенно иной сфере. (Один сосед Донцова торговал щенками с фальшивой родословной, а другой разводил мышат для состоятельных владельцев кошек.)
– Тогда ничем не могу помочь. – Дама-лингвист даже не сочла нужным изобразить сожаление.
И тут Донцова осенило.
– Отправьте текст на мой служебный компьютер, – торопливо сказал он. – Пижон, который находится рядом с вами, должен знать его адрес. А я туда быстренько подъеду.
– Вы Сашеньку имеете в виду? – поинтересовалась женщина.
– Именно его, – подтвердил Донцов.
– Ах, он такой очаровашка. Помогал мне переводить текст. Очень способный мальчик… Не хотите ли поговорить с ним на прощание?
– Пусть возьмет трубку.
Процесс передачи трубки продолжался довольно долго и сопровождался смачными звуками, одинаково похожими и на крепкие поцелуи, и на легкие пощечины. Потом вновь раздалось сакраментальное: «Привет». Репертуар Цимбаларя сегодня не отличался разнообразием.
– Тебя когда назад ждать? – поинтересовался Донцов.
– Никогда, – с пафосом ответил коллега. – Я решил сменить профессию. Хочу стать лингвистом. И не простым, а этим… как его… этимологическим.
– Я серьезно спрашиваю.
– Завтра утром буду как штык. А сегодня прошу не беспокоить. Мне поручено сказать тост в честь эскимосскою языка. Хочешь послушать?
– Нет. Ты лучше мне на один вопрос ответь. Только честно. Правда ли, что меня считают неизлечимо больным?
– Ходят такие слухи. – Веселость Цимбаларя сразу улетучилась.
– А что конкретно говорят?
– Про метастазы всякие… Дескать, опухоль твоя уже в мозг проникла. Только ты этой туфте не верь. Про меня, например, одно время говорили, будто бы я педераст. Представляешь?
Дальше Донцов слушать не стал.
В нарисовавшейся ситуации имелся один любопытный момент. Почему, спрашивается, столь серьезное и запутанное дело поручили смертельно больному человеку?
Ответ, что называется, лежал на поверхности. Именно потому и поручили. Чтобы потом лишних разговоров не было. Никто так не умеет хранить чужие тайны, как мертвец…
Читать текст с экрана монитора Донцов страсть как не любил – во-первых, не мог по-настоящему сосредоточиться, во-вторых, в глазах после этого долго мерцали черные мушки, – а потому, связавшись по телефону с помощником дежурного, упросил того загодя принять и распечатать электронное сообщение, если, конечно, найдется свободный принтер, которых в отделе было раз, два и обчелся.
Несмотря на поздний час, половина окон в здании светилась. Старшие служб и карьеристы всех мастей маялись на рабочих местах, ожидая, когда свой кабинет покинет полковник Горемыкин, который в это время, вполне возможно, занимался какими-нибудь пустяками, к служебным вопросам касательства не имеющими, – например, играл на компьютере в стрелялки-догонялки или делал массаж секретарше Людочке.
Поблагодарив помдежа, Донцов заперся в кабинете, отложил в сторону рацию, с которой не собирался расставаться до самого утра, и бегло просмотрел то, что под чутким руководством Саши Цимбаларя выдали на-гора ушлые лингвисты-полиглоты.
На первом листе было всего лишь несколько слов, сгруппированных в центре, но по смыслу почти не связанных. На втором чуть побольше. На третьем листе пара фраз уже читалась, и так вплоть до десятого, где отсутствовали только верхняя и нижняя строчки. Все это было следствием поджога, устроенного стариком Лукошниковым на кухне.
Приблизительно в таком же состоянии находилась и дюжина заключительных листов, но полсотни остальных, чей текст полностью уцелел, могли в случае удачи раскрыть все тайны, над которыми целую неделю бился майор Донцов.
Первая более или менее внятная фраза имела такой вид: «…немного лет, но реально я прожил в десять раз больше».
С этого места Донцов и начал чтение.
«…немного лет, но реально я прожил в десять раз больше. Долгая жизнь убивает само желание жить, истощает разум, стирает память, порождает неприятие окружающей действительности, вызывает отвращение к самому себе.
Мне думается, что причина этому вовсе не переизбыток впечатлений, чаще всего негативных, и не тяжкий груз жизненного опыта, а процесс старения сам по себе. Лишь немногие могут радоваться жизни в восемьдесят лет. Когда на первый план выходят чисто физиологические проблемы – как на подгибающихся ногах добраться до туалета, как негнущимися от артрита пальцами расстегнуть ширинку и как потом помочиться вопреки простатиту, уретриту и мочекаменной болезни, – вопросы духа неизбежно отступают на задний план.
В этом смысле я нахожусь в гораздо более выгодном положении, чем обычные люди, чье тело и душа естественным образом спаяны. Мое сознание не устает впитывать все новые и новые знания, а физическая немощь, обусловленная старостью, не грозит, поскольку в силу известных причин я воплощаюсь только в людей цветущего возраста, способных выполнять (и активно выполняющих) детородные функции.
Дабы не возвращаться к этому вопросу в дальнейшем, могу кратко пояснить, что имеется в виду под „известными причинами“.
Ребенок появляется на свет в результате слияния мужской и женской половых клеток. Это сейчас известно даже дошкольникам. От матери ему передаются одни наследственные признаки, от отца – другие. Таким образом, каждый человек в физическом смысле есть сумма качеств, заложенных в него родителями.
Человеческая душа, этот необъяснимый феномен, являющийся не то продуктом эволюции, не то неким высшим даром, зарождается уже в момент оплодотворения яйцеклетки, и бывает мистическим образом связана с душами отца и матери, а через них – с длинной чередой предков, вплоть до Адама и Евы.