– Ну что ж, уверен, губернатор оценит...Мэтьюс послал губернатора подальше и сказал:
– А теперь оставьте меня в покое, ладно? Отбой.
Мартин Дэвин швырнул трубку на рычаг и некоторое время пытался восстановить присутствие духа – и уязвленную гордость своего эго. «Ладно, доктор Зазнайка Мэтьюс, изображайте крутого парня». Оставались и другие источники информации, и главный – Тина Льюис, исполнительный директор Шестого канала. Если там происходит что-нибудь существенное, она наверняка знает и наверняка захочет рассказать ему. Он выручал ее в прошлом и без всяких колебаний попросит об ответном одолжении.
Он набрал номер, и Тина ответила:
– Тина Льюис у телефона.
– Тина... – Дэвин с удовольствием поотрывал бы головы нескольким людям в этой телекомпании, но понимал, что должен сохранить с ними хорошие отношения, особенно в год выборов. Он заговорил тоном старого доброго приятеля: – Мартин Дэвин беспокоит.
Она была рада слышать его.
– Привет, Мартин, как дела?
– В общем все в порядке.
Тина подошла к двери кабинета и закрыла ее.
– Ну и чем мы можем быть полезны друг другу сегодня?
– Понимаешь...
Тина села и заговорила приглушенным голосом:
– Похоже, у нас назревает какая-то проблема?
– Да, вот именно. И я знал, что нам следует посоветоваться с тобой. Мы с губернатором разговаривали сегодня утром, и, Тина... он хочет защитить свою частную жизнь, частную жизнь своей семьи. – Это был намек, косвенное указание на суть проблемы.
Но Типа не поняла его.
– Так. И в чем же дело?
«Ладно, Тина, оставь этот невинный тон».
– Послушай, мне кажется, у нас сложились хорошие отношения с тобой и другими представителями прессы. Мы с тобой всегда были откровенны и честны друг с другом...
Похоже, она не считала, что в данный момент он откровенен.
– Мартин, я не понимаю, в чем заключается проблема. Дэвин не мог скрыть раздражения:
– То есть ты, конечно же, понятия не имеешь, что твои репортеры в тихаря собирают не подлежащие огласке сведения о Хиллари Слэйтер, дочери губернатора?
Это явилось для Тины новостью.
– Что?
– Послушай, если ты делаешь какой-то сюжет, просто скажи мне, что тебе нужно. Просто приди ко мне, и мы поговорим. Я дал тебе возможность сделать тот репортаж с митинга губернатора, я старался поставлять тебе достоверную информацию...
Тина не улавливала ход его мысли.
– Мартин...
Но он продолжал, не слыша ее:
– ...и, как всегда, если вы, ребята, хотите что-то знать или планируете какой-то сюжет, не стесняйтесь ставить в известность меня или связываться с Вилмой Бентхофф. Мы предоставим вам всю информацию, которой располагаем.
– Мартин!
– Ты меня поняла? – он не просто спросил, он потребовал ответа.
Теперь Тина почувствовала себя вправе тоже рассердиться.
– Нет, Мартин, не поняла. А теперь, может, немного остынешь и объяснишь мне, что происходит?
– Ладно, поправь меня, если я ошибаюсь, но мы случайно узнали, что один из твоих репортеров сует нос в некоторые личные дела губернатора.
– И ты, кажется, упоминал о Хиллари Слэйтер? Дэвин раздраженно вздохнул.
– Да. Я говорю о дочери губернатора Хиллари и обстоятельствах ее смерти. Полагаю, мы достаточно подробно осветили печальное событие по свежим следам и больше нам добавить нечего.
– Хорошо. Наконец-то ты выразился ясно.
– Так что ты можешь сказать по этому поводу?
– Сейчас, подожди минутку... – Тина взяла со стола последний информационный листок – принтерную распечатку, в которой указывалось, кто, когда и какой сюжет делает. – Нельзя ли чуть поподробнее – или о деталях я тоже должна сама догадаться?
Дэвин откинулся на спинку кресла и задумался. Он должен был решить, что можно сказать Тине. Он знал много, но это не означало, что он мог обо всем говорить. Конечно, у них были хорошие профессиональные отношения, но именно «профессиональные». Выражаясь официальным языком, Хиллари Слэйтер умерла от передозировки ворфарина – и именно так освещалась ее смерть в средствах массовой информации. Выражаясь профессиональным языком, Дэвин хотел, чтобы все так и осталось.
– Я могу назвать имя. Лесли Олбрайт. Он нажал на нужную кнопку. Тина Льюис мгновенно приняла сторону Дэвина.
– Лесли Олбрайт! И что она?
– Насколько мы поняли, сегодня она болталась в больнице«Бэйвью Мемориал», пытаясь разнюхать что-нибудь о смерти Хиллари Слэйтер. Крайне бестактный поступок. Я думал, ты что-то знаешь.
– Я ничего не знаю, Мартин. Если бы я знала, то не допустила бы этого. Тина бегло просмотрела информационную сводку, бормоча себе под нос: – Конечно, с Лесли ни в чем нельзя быть уверенным. – Потом она нашла имя Лесли. – Здесь указано, что она делает сюжет о загрязнении воздуха выхлопными газами.
– Послушай, Тина...
– Мартин, в прошлом я поставляла тебе надежную информацию и не собираюсь лгать сейчас. Так говорится в распечатке, и, насколько мне известно, она работала сегодня именно над этим сюжетом. Таким образом, чем бы она ни занималась в больнице, такого задания мы ей не поручали. Я просто спрошу у нее. Возможно, она собирает материал для какого-нибудь сюжета по собственной инициативе и еще не поставила нас в известность. Репортеры всегда так делают. Телекомпания это поощряет.
Дэвин несколько секунд пытался решить, верить ему или нет.
– А Джон Баррет? Он замешан в этом?
Тина повернулась к стеклянной перегородке и обвела отдел внимательным взглядом. И что бы вы думали! Именно в этот момент Джон стоял у стола Лесли, и они о чем-то тихо совещались.
– Да... возможно. Я могу спросить их обоих. Но сначала мне нужно знать, что известно тебе.
Несколько мгновений Дэвин колебался. Как много может он рассказать ей?
– Мне кажется... в общем, похоже, Олбрайт и Баррет пытаются раскопать какую-то информацию в надежде дискредитировать губернатора. Сегодня утром Олбрайт докучала патологоанатому больницы «Бэйвью Мемориал», пытаясь вытянуть из него сведения, содержащиеся в заключении о вскрытии тела Хиллари Слэйтер, сведения, как ты понимаешь, конфиденциальные. Поступок бестактный. Я бы даже сказал, безнравственный. Но, полагаю, в год выборов следует ожидать подобных вещей.
Тина понимала, что Дэвин хочет разозлить ее, заставить защищаться и вызвать у нее желание доказать его неправоту. Она прекрасно все понимала, но тем не менее его тактика сработала. Она заговорила, чувствуя прилив злости: