Дэвин понимал, что этот бандит намеренно мучает его. Он попробовал сослаться на более авторитетное имя, привести более веские доводы:
– Губернатор хочет, чтобы эти неприятности были устранены быстро и тихо. Мы готовы заплатить вам...Еще один хриплый смешок.
– Эй, не надо рассказывать мне сказки про губернатора! Губернатор мне никогда не звонил; мне звонили только вы. – В глазах Вилли появился издевательский огонек. – И я готов побиться об заклад, что губернатор ничего не знает об этом деле. Вы сами вляпались в это дерьмо – по самые ваши ушки...
Дэвин взял Вилли за горло. Он не стал сжимать пальцы – просто взял собеседника за горло для полной ясности.
– Я не сам вляпался в это дерьмо. Мы оба оказались в таком положении благодаря полной некомпетентности ваших головорезов. Согласны?
Вилли спокойно уступил.
– Послушайте, я же не отрицаю. Таковы издержки нашего бизнеса.
Дэвин убрал руку.
– И вы сделаете все необходимое, чтобы вытащить нас обоих. Никто из нас не хочет оказаться повешенным, но если начнут вешать меня, я позабочусь о том, чтобы вас повесили рядом. Уверен, вы меня понимаете.
Вилли кивнул.
– Могу пообещать вам то же самое. Дэвин чуть-чуть расслабился.
– Значит, мы понимаем друг друга. Это хорошо.
– Тогда порядок... Больше никаких ошибок. Давайте перейдем к девчонке. Она представляет для вас самую серьезную опасность. Это ведь вы выделили ей стипендию?
– Верно.
– И вы как-то говорили мне, что стараетесь держать девчонку в узде, чтобы она не трепала языком.
Дэвин кивнул.
Вилли позволил себе слегка усмехнуться, но не слишком вызывающе.
– Да, учитывая все обстоятельства, если она когда-нибудь заговорит, то, скорее всего, заговорит о вас в первую очередь.
– Совершенно верно. Именно поэтому мне необходимы быстрые и решительные действия, если ваши ребята на них способны.
– Тэд способен.
– Тэд! Он должен был просто припугнуть старика, а в результате убил его!
Вилли пожал плечами и криво улыбнулся.
– Ну, именно этого вы должны были желать в данном случае, и именно это он делает мастерски. А с женщинами у него получается еще лучше.
– Он может устроить все так, чтобы это походило на уголовщину?
Вилли фыркнул и небрежно махнул рукой.
– Да бросьте, студенток насилуют и убивают постоянно. Поначалу поднимется шум, потом все спишут на какого-нибудь серийного убийцу или что-то вроде этого, а потом все забудется – тем более что Тэд уже снова будет здесь, далеко от университета.
Дэвин достаточно всего наслушался. Он поднял руку.
– Я не хочу знать, как вы сделаете это. Я просто хочу, чтобы все было сделано.
Вилли это вполне устраивало.
– Буду поддерживать с вами связь.
Дэвин быстро допил свое пиво и покинул бар Клэнси.
Переднгя дверь особняка Н. Е. Барлоу под номером 19202распахнулась, и Дин с Лесли увидели на пороге приятного темноволосого мужчину. Он ждал их.
– Здравствуйте... Проходите.
Они вошли, и Лесли представила подругу хозяину дома:
– Доктор Деннинг, это Дин Брювер.
Дин пожала Деннингу руку; она нервничала, разрываясь между отчаянием и надеждой, но пыталась сохранить спокойный и дружелюбный вид.
– Очень приятно.
Он ответил столь же любезно:
– Мне тоже.
Дин просто не могла удержаться и спросила, не успев даже отдать свое пальто Барбаре:
– Доктор, вы можете нам помочь? Если нет, то я не буду отнимать у вас время.
Деннинг кивнул, понимая ее чувства.
– Думаю, могу. Проходите, пожалуйста, и присаживайтесь. Лесли и Дин сели на мягкий диван в гостиной, а доктор с женой устроились напротив них на другом диване. Они немного поговорили о том, какой у Деннингов милый дом, как своеобразно смотрятся китайский шкафчик и обеденный столик, как давно Барбара коллекционирует фарфоровые статуэтки, а потом поговорили о работе в средствах массовой информации и об их влиянии на формирование общественного мнения, после чего наконец подошли к главной теме сегодняшнего вечера.
– Насколько я понял, вы сделали один сюжет на интересующую нас тему, сказал Деннинг.
Лесли и Дин одновременно поморщились при этом воспоминании.
– За счет Дин, несомненно, – ответила Лесли.
– Вы видели его? – спросила Дин.
– Мне Барбара рассказывала.
– Это была ужасная неудача, – сказала Лесли. – Она едва не поссорила нас.
– Макс до сих пор расстраивается. И никому больше не хочет верить, сказала Дин.
Деннинг подался вперед с озабоченным видом.
– Тогда... позвольте спросить... каковы гарантии того, что информация, которой я располагаю, не будет также использована не должным образом?
Все – даже Дин – посмотрели на Лесли, ожидая ответа на этот серьезный вопрос. Лесли заранее решила быть предельно откровенной.
– Ммм... положа руку на сердце... учитывая нынешнюю обстановку в отделе новостей, я не особо рассчитываю на то, что эта информация будет использована должным образом или даже вообще замечена. – Потом она поспешно добавила: – И мы с Дин говорили о том, необходимо ли предать все случившееся гласности и имеет ли это для нас значение или нет. И мы пришли к единому мнению, что в действительности это не имеет значения. Я хочу сказать... одно время я считала историю Энни хорошим материалом для сюжета. Потом, когда сюжет вышел в эфир, я горько пожалела об этом. Вероятно, если картина достаточно прояснится и обстановка на телевидении станет нормальной, впоследствии мы сможем сделать что-нибудь по данной теме, но сейчас нас интересует другое. По-настоящему меня сейчас интересуют Дин с Максом. Мы начали с ними одно дело, и я хочу довести его до конца. – Она взглянула на Дин, передавая ей слово. Теперь заговорила Дин:
– Доктор Деннинг, мы с мужем должны жить своей жизнью, растить наших детей и заниматься нашими делами – итак будет всегда, независимо от того, покажут нас когда-нибудь по телевидению или нет. Мы потеряли дочь и хотим знать почему. Если никто, кроме нас, никогда не узнает о том, что с ней случилось, то по крайней мере мы будем знать. Именно этого мы и хотим – на худой конец.
Казалось, доктор Деннинг был удовлетворен услышанным, хотя все еще сохранял обеспокоенный вид.
– Очень трудно заставить людей видеть действительность в истинном свете, правда? Лесли кивнула.
– Безусловно. Все мы сталкиваемся с этой трудностью. Даже самый беспристрастный репортаж не удовлетворит пристрастного зрителя – и порой ты не можешь выиграть, что бы ты ни делал.