– Нет, Мартин, пока нет. Я еще не до конца разобрался с этим... этим самоуверенным, лицемерным фанатиком... этим... этим... – Не в силах придумать ничего более оскорбительного, он перескочил к следующей мысли: – Баррет, мы здесь собираемся разговаривать на языке здравого смысла. Мы собираемся сохранять благоразумие. Мы собираемся взвесить альтернативы и прийти к взаимопониманию, идет?
Итак, что имею з? Давайте говорить прямо. У меня сейчас по всему штату, в каждом доме вовсю идет рекламная кампания, которая будет продолжаться еще несколько недель. Я уже рассказал во всеуслышание об истинной причине смерти Хиллари и пообещал проверить все специальные клиники на предмет норм безопасности. Общественное мнение на моей стороне, история на моей стороне. Я по всем статьям впереди вас, так?
Теперь, что имеете вы? Какой-то ничтожный, клеветнический сюжет о... о чем? О том, что я с самого начала знал об истинной причине смерти моей дочери, но умолчал об этом, и в результате еще одна девушка умерла в той же клинике? Подумаешь, велика важность! Неужели вы всерьез думаете, что кому-то есть до этого дело? И сколько времени отпущено вам на сюжет? Две минуты! Всего две минуты! Да, я разговаривал с Лореном Харрисом. Он мой друг. Мы оберегаем друг друга от неприятностей, а значит, вам стоит поберечься!
И просто представьте, какое впечатление произведет ваш крохотный двухминутный сюжет против массированного наступления всех прочих средств массовой информации, работающих на меня, даже не говоря об оплаченной рекламе! Послушайте, газеты излагают мой взгляд на случившееся, равно как и другие телекомпании – и завтра, Баррет, ваша телекомпания присоединится ко всем прочим! Все будет так, словно вы никогда ни о чем и словом не заикнулись!
Тогда зачем делать сюжет? Вот что мне хочется знать. Зачем даже пытаться совершить столь бессмысленный поступок, потенциально пагубный для вас самого?
Джон видел, что Слэйтер уже чувствует себя победителем в этом столкновении идей и позиций, но все же... перед ним опять стоял четырехфутовый карлик, который произносил те же слова – но в полном ужасе, словно моля о пощаде.
Джон медленно поднялся с кресла. Сила – глубокая убежденность – его слов была слишком велика, чтобы произносить их сидя.
– Господин губернатор, созданный вами образ заворожил людей, и многие действительно верят в этот образ и прославляют его. Но образ рухнет, и тогда, господин губернатор, останется ли на его месте человек?
Побагровев от ярости, Слэйтер закричал:
– Ответьте мне всего на один вопрос, Баррет! Приведите мне хотя бы одну разумную причину, по которой вы пытаетесь УНИЧТОЖИТЬ себя!
Джон увидел это воочию, когда сказал:
– Всю свою жизнь вы посвятили созданию величественного образа, а теперь... до смерти напуганный, вы мечетесь внутри него, становясь все меньше и меньше... Вы потерялись, заблудились внутри своего образа, но боитесь выйти из него, боитесь Истины. Вот почему вы боитесь этого сюжета.
Дэвин снова стремительно шагнул вперед.
– Господин губернатор, вам не стоит связываться с этим придурком!
Джон увидел, как четырехфутовый коротышка завизжал на своего первого помощника:
– Оставьте меня в покое! Я в состоянии сам со всем справиться! – Маленький человечек посмотрел на Джона глазами, полными ярости и страха. – Я в состоянии справиться с тобой – всегда и везде! Ты ничто, слышишь? Ничто! – Он походил па капризного ребенка, визжащего на своих родителей.
Джон сказал – и сразу понял, что так оно и будет:
– Вы победите на выборах, господин губернатор. Эти слова, по крайней мере, остановили дальнейшее нарастание губернаторского гнева. Он откинулся на спинку кресла и даже натужно улыбнулся.
– Значит, вы признаете это.
– Но выиграете... и будете пребывать у власти... как кто? Кем вы будете? Кого выберут люди? – Джон снова сел, размышлГя вслух: – Школа Адама Брайанта отмежевалась от смерти Хиллари Слэйтер, но... и что? Стали ли они теперь лучше? Стали ли они более человечными, более добродетельными, оттого что обманули других? Врач, фальсифицировавший свидетельство о смерти, вышел сухим из воды и продолжает практиковать, но... и что? Что он выиграл такого, ради чего стоило бы жить дальше? У него не осталось правдивости. Не осталось достоинства. Не осталось чести.
А женщины? Сейчас они имеют право выбора, но все же... смогут ли они понять, что их собственные жизни святы, если жизнь как таковая уже не свята? Джон посмотрел на губернатора в упор. – Но точно так же, как все, они уцелели и продолжают жить, много потеряв против прежнего... мы – вы, Брюверы, все мы тоже уцелели и продолжаем жить, но никто из нас не стал богаче. Просто подумайте, что мы потеряли – наши убеждения, нашу правдивость и честь, святость нашей жизни, а теперь... и наших детей.
Губернатор глубоко вздохнул, выпрямил спину и ответил:
– Но я выиграю выборы, мистер Баррет, независимо от всех ваших стараний! Это вы можете сказать в вашем сюжетике!
– Вы победите на выборах, – повторил Джон, – но с меньшим перевесом голосов, чем ожидаете. – Потом он твердо добавил: – И вы не продержитесь на посту до конца срока.
Губернатор посмотрел смеющимся взглядом на Дэвина, который в свою очередь ответил насмешливой улыбкой.
Слэйтер с издевкой спросил:
– Это что – предсказание о судном дне из уст пророка-младшего?
Джон продолжал тихим, но твердым голосом, пристально глядя на губернатора:
– Образ рухнет, и человек, прятавшийся за ним, съежится от стыда.
И, не давая губернатору времени ответить, Джон добавил:
– А вот как вы поймете, что моими устами говорил Господь. Прежде чем вы отправитесь домой сегодня вечером, вы прольете на себя кофе.
Губернатор закатил глаза и откинулся на спинку кресла, не веря своим ушам. Мистер Дэвин громко, презрительно расхохотался. Голос Слэйтера вздрагивал от смеха, когда он спросил:
– Всего-то? Никаких молний? Никаких землетрясений? Джону пришло еще одно послание. Даже он сам удивился.
– И еще. По возвращении домой сегодня вечером вы получите в подарок пару новых кроссовок. М-м-м... темно-синего цвета.
Мистер Дэвин подошел поближе к столу, явно забавлГясь и не желая ничего пропустить.
– Господин губернатор, нам следовало организовать продажу билетов. Грандиозное представление.
– И еще, – сказал Джон, и теперь даже Мэл, оператор, подступил поближе, весь обратившись в слух. – В среду вы обнаружите, что глава вашей администрации лгал вам.
Мистер Дэвин ни в коей мере не нашел это забавным.
– Вы говорите обо мне, Баррет? На вашем месте я был бы осторожнее.
Джон посмотрел Дэвину прямо в глаза и сказал:
– Вы не уничтожили пленку с записью звонка Шэннон Дюплиес в «службу спасения». Вы хранили ее в своем столе, надеясь использовать в будущем для усиления своей власти. Но Эд Лэйк украл кассету из вашего стола, надеясь использовать ее в своих интересах, а когда вы выгнали его, он отдал пленку моему отцу... – Джон перевел взгляд на губернатора, – и именно так началась вся история с сюжетом.