– В общем, я просто хотел сказать тебе, что он пытается. Я не знаю, насколько у него получится, но... он пытается рассказать обо всем людям.
Рэйчел позволила себе улыбнуться.
– Ладно, передай ему, что я ценю это.
Карл легко дотронулся до плеча девушки и пошел прочь.
Сейчас Джон по-новому прочувствовал и осознал весь смысл фразы: «А в оставшиеся несколько секунд...» Скоро он должен приступить к редактуре всего сценария пятичасового выпуска, но работа над сценарием его собственного двухминутного сюжета выливалась в долгий, мучительный, непосильный труд.
Он вслух прочел кусок текста и вычеркнул из сценария еще несколько фраз, потом даже попробовал прочесть побыстрее, одним глазом поглядывая в сценарий, а другим – на электронный счетчик времени на мониторе компьютера.
– После смерти Хиллари Слэйтер Женский медицинский центр продолжает работать, как обычно. Не проводилось никакого расследования, никакого...
– Время, – сказал Билл.
Джон бессильно откинулся на спинку стула.
– Надо еще урезать, – сказал Билл.
– Мы и так уже вырезали всю душу сюжета, – горестно вздохнул Джон.
Билл присвистнул.
– Звучит высокохудожественно!
– Просто по-человечески.
– Ладно... как насчет первого фрагмента, с губернатором?
– Хорошо, начнем с него.
Билл перемотал пленку назад, к фрагменту выступления губернатора перед Лигой американских женщин. На мониторе появился губернатор, застывший во времени. Билл нажал клавишу «пуск», губернатор ожил и заговорил, а Билл с Джоном следили за ним по тексту сценария.
»... прекрасно сознавая весь риск, но тем не менее твердо настаивая на своем праве самой решать, идти на этот риск или нет, Хиллари добровольно и без колебаний предпочла прервать беременность. Она предпочла сама распорядиться своим телом, своей жизнью и своим будущим...»
– Давай вырежем первую часть, – сказал Джон, делая отметку в сценарии. До слов «добровольно и без колебаний»...
Билл перемотал пленку назад: голос губернатора превратился в неразборчивый писк, голова его резко задергалась и замоталась, губы быстро зашевелились. Билл нажал клавишу «пуск».
»...идти на этот риск или нет, она добровольно...»
– Здесь, – сказал Джон.
– 0'кей, этот кусок вырезаем... – Билл перемотал пленку к месту отреза и записал показания счетчика времени.
– Таким образом, ты экономишь семь секунд. А как насчет Брюверов?
Джон был категоричен.
– Нет. Брюверы должны остаться – однозначно. Мы просто урежем еще что-нибудь.
– Хорошо, – вздохнул Билл. Он пробежал глазами сценарий.
– А Шэннон Дюплиес? Она много говорит.
– Давай посмотрим.
Билл вынул кассету с губернатором и вставил кассету с записью интервью с Шэннон Дюплиес. На пленке уже были помечены фрагменты, которые они надеялись использовать в сюжете.
Пуск. Шэннон Дюплиес, хорошо освещенная, удобно сидит в кресле и рассказывает журналисту, находящемуся за кадром: «Кровотечение просто не останавливалось, а Хиллари все повторяла: «Только никому не говори, мой отец не должен ничего знать». Пауза.
Билл сверился со сценарием.
– А потом ты говоришь: «Наконец, Шэннон позвонила в «службу спасения» и помощь прибыла...» Джон кивнул, хватая ручку.
– Да, это можно вырезать. Люди знают, как умерла Хиллари... полагаю.
Биллу тоже было жаль вырезать этот кусок.
– Да, скверно. Это сильный момент. – Он перемотал пленку вперед. – Итак, теперь мы добрались до следующей части...
Стоп. Пуск.
Билл и Джон следили глазами по сценарию, пока Шэннон на экране рассказывала: «Ну, сначала появился губернатор. Он пришел навестить меня после смерти Хиллари и все время говорил что-то вроде: «Мы хотим защитить память Хиллари, правда ведь?» и «Никому не нужно знать о случившемся, и я ни о чем не собираюсь тебя спрашивать и думаю, тебе не стоит ни о чем никому рассказывать» – и я сначала не поняла его. Я подумала, ну да, конечно, я никому ничего не расскажу, это личное дело...» – Джон недовольно покачал головой. Абзац в сценарии казался излишне длинным, и Шэннон произносила его слишком долго.
– Ладно, здесь надо выбрать, что вырезать.
– Давай поищем.
Джон пробежал глазами длинный абзац сверху вниз и обратно, в то время как Шэннон на экране продолжала:
»...Но когда я начала учиться в университете, Мартин Дэвин стал регулярно звонить мне, и я поняла, что... в общем, они мне не доверяли. Они собирались не спускать с меня глаз и следить затем, чтобы я выполняла условия сделки, – а я даже не знала, что мы заключили сделку».
– Можно вырезать последнюю часть, про сделку, – вслух подумал Джон.
– Нет, не пойдет, нужно выбросить больше.
– Хорошо, хорошо. М-м-м... вырежи... а что если со слов «я ни о чем не собираюсь тебя спрашивать» вплоть до «личное дело»?
Билл чуть поморщился.
– Вырезать кусок из середины? А у тебя есть какой-нибудь кадр с реакцией интервьюера, чтобы прикрыть вырезку? У Джона мучительно свело внутренности.
– Ох... не знаю. Интервью брал мой друг, и я не уверен...
– Мы можем дать здесь расплывчатый кадр. Это будет выглядеть слабовато, но...
– Нет, тогда просто... просто вырежи все с этого момента, весь кусок... Потом Джону пришла в голову другая мысль: – Но тогда мы потеряем упоминание о Мартине Дэвине.
– Ладно, давай вырежем середину и кусок про сделку.
– Давай.
Вырезали. Проверили показания счетчика времени. Еще вырезали. Проверили показания счетчика времени. Подытожили.
– Две минуты пятьдесят девять секунд.
– Что же делать!
– Ты уверен, что не хочешь вырезать Брюверов? На сей раз Джон ответил не сразу.
– Ну... а можно немного сократить их, не выбрасывая полностью?
Билл запустил кассету с Брюверами.
Дин сидит на диване рядом с Максом.
Дин: «Когда Энни умерла, доктор сказал нам, что смерть наступила в результате токсического шока, но... – Она нервно пошевелилась, пытаясь справиться с волнением. – Мы... мы просто не были уверены в этом и... не знали, куда обратиться...»
Джон нетерпеливо заерзал па месте.
– Ну давай же, Дин, просто скажи это!
– Если ты хочешь оставить этот кусок, придется вырезать слезы и оставить одно заявление. На плач уходит слишком много времени.
– Валяй.
Вырезали. Прокрутили. Проверили время.