Вольф опустил натруженную руку и уронил табуретку. Вокруг валялись бесчувственные тела, палки, заточки… Кто-то сидел, оглушенно держась за голову и матеря весь белый свет, кто-то пытался подняться. Эйно Вяло не двигался, судя по позе, досталось ему изрядно. Парцвания перевязал голову рукавом рубахи и оказывал помощь человеку-лягушке. Где же Фогель?
Дядя Иоганн, скорчившись, лежал в углу, за тумбочкой. Между ребер у него торчал кусок косо заточенного стального листа, глаза были открыты.
– Кто это вас?! – хрипло спросил Вольф, садясь рядом. – Как?! Когда?!
– Полицай. Сзади подобрался, – тихим голосом ответил Фогель. – А у тебя совесть есть… Значит, трудно в жизни придется…
Он потерял сознание. Быстро осмотревшись, Вольф поднял с пола заточку, проколол окровавленную рубашку на уровне сердца и зажал острие под мышкой.
– Быстро наружу! – надсаживался динамик. – А то хуже будет!
Участники драки с поднятыми руками по одному выходили во двор под слепящие лучи фонарей. Не чувствующие вины зэки толпились в стороне, наблюдая за происходящим. Среди зевак находился и Шнитман.
– Яков Семенович! – позвал Вольф, но тот не слышал. – Яков Семенович!
Наконец кто-то толкнул Шнитмана, и он быстро подбежал. Расписной ничком скрючился на полу.
– Ой, что с тобой, Володенька? Ты ранен?!
– Пику загнали… Врача надо…
Вольф опрокинулся на спину. Шнитман в ужасе схватился за голову:
– В сердце?! Сейчас, Володенька, подожди…
Он поспешно бросился к двери. Через несколько минут Вольфа положили на носилки и понесли к выходу. Выстроившиеся коридором зэки с двух сторон рассматривали заточку, торчащую прямо из окровавленной груди.
* * *
– Выход из операции залегендирован отлично! – Майор Климов довольно улыбался. – Все считают, что ты умер.
– Если бы мне не присоветовали мутилово поднять, то я бы умер по-настоящему, – мрачно ответил Вольф.
В зарешеченное окно светило красноватое заходящее солнце. Вольф проспал в лазарете почти сутки, потом замнач колонии привел его в конспиративный кабинет на втором этаже. Лестницы, коридоры, помещения были пусты, похоже, кроме них двоих, в здании никого не было. Хотя обильный стол явно сервировали специалисты. Жареная медвежатина, твердый прозрачный холодец, моченая клюква… Они пили уже вторую бутылку водки, сознание затуманилось, но напряжение не отпускало. Не верилось, что он навсегда выбрался из тюремного мира.
– Кто тебе присоветовал «замутить»? – спросил Климов, наливая очередной стакан.
– Вот он, котик, – Вольф показал на перевязанное плечо. Почувствовав внимание, кот жалобно застонал. – Его стеклом полосанули, так мне даже больно не было. Он все на себя принял.
– Ладно, не хочешь говорить, не надо. Давай за все хорошее. Ты ведь свое-то задание выполнил?
– Разве? – Вольф опрокинул стакан. – Чего она такая слабая? Бавленная, что ли?
– Водка хорошая, не балуй… Ты ведь не стал бы ни с того ни с сего из зоны сдергивать?
– Как раз очень бы стал! Остохерело все! И раскололи меня к тому же…
– Да? А ты испугался? Ты вроде не из пугливых!
У Климова был ясный, испытующий взгляд трезвого человека. Неужели пил антиалкогольные пилюли? Значит, для него это не отдых, а работа… Чего же он хочет? Вольф почувствовал прилив раздражения, которое могло легко перейти в злость.
– Слушай, у меня ваши игры в печенках сидят! Лучше скажи: почему по сигналу меня не вытащил?
– Извини, брат, не вышло. Я с твоим коллегой занимался, из центрального аппарата. Майор Камушкин, знаешь?
Вольф покачал головой. Климов привычно обхватил ладонью стакан.
– Он требовал, чтобы я все время при нем находился. На подхвате. То в коридоре, то в соседней комнате. А сам, сука, Фогеля отмордовал, как бомжа на вокзале! Если прокурор вдруг приедет, с меня первый спрос!
– С тебя и есть спрос, раз бить позволил. Как он там?
– Нормально. Внутренние органы не задеты. Через две недели пойдет в цех. А вот у эстонца дела плохи. И у этого, Якушева. Человек шесть в тяжелом состоянии. Так что твоя командировка нам боком выходит.
– Это им ваша расхлябанность боком выходит, – Вольф плевал на субординацию. – А у меня выбора не было.
– Ладно, ладно, какие тут могут быть счеты, – примирительно сказал майор.
– Ну, давай за все хорошее.
Климов поднял стакан, и они конспиративно чокнулись – пальцы в пальцы.
– Так ты получил, что хотел? – выпив, спросил майор. – Давай, напиши, я отошлю шифротелеграмму – приедешь, а тебя уже орденок ждет или медалька…
«Не верь ему, врет он, – слабым голосом сказал кот. – Какой-то свой интерес у падлы. Это из-за него меня порезали. Ты видел, какая рана?»
– Видел, видел, – отозвался Вольф. – Не бойсь, до свадьбы доживет!
– Что ты видел? До какой свадьбы? – спросил Климов, разглядывая пустой стакан.
– Это я не с тобой разговариваю.
– А с кем? – удивился майор.
– С котом. Он путевый кот, много раз мне жизнь спасал. Знаешь, я его сводить не буду. Пусть живет. Ты как считаешь?
– Э-э-э, брат, набрался ты крепко! Спать надо. Напиши рапорток и ложись – вот здесь, на диване.
– Нет, брат. Ничего я писать не буду, – решительно сказал Вольф. – О моем выходе в Центр доложили? И хорошо. Там разберутся!
– Да пойми ты! – Климов резко перегнулся через стол. – Этого Камушкина прислал генерал Вострецов! Приказ генерала – немедленно передать полученные тобой сведения в Москву!
– Передавай, брат! – Вольф зевнул. – Но без меня. Потому что у меня никаких сведений нет.
– Но иначе с меня сдерут погоны!
– Это не страшно. С меня много раз могли содрать шкуру. И испортили ее вконец. Что такое погоны в сравнении с собственной кожей?
– Ты что, смеешься?!
Климов в ярости вскочил на ноги. С грохотом упал стул. Вольф действительно усмехнулся:
– Полегче, брат. Я же тебе не зэк. И ни ты; ни твой Камушкин не сможете меня отмордовать… Даже если вдвоем возьметесь. Хочешь, попробуем?
На приставном столике зазуммерил селектор. Майор нервно ткнул пальцем кнопку ответа.
– К вам лейтенант Медведев из Москвы! – привычно Доложил дежурный.
– Это за мной, – Вольф встал. – Счастливо оставаться брат!
Когда стемнело, Климов в багажнике своего «уаза» вывез Вольфа за пределы колонии и через сотню метров открыл дверцу. Вольф пружинисто выпрыгнул на мерзлую землю, глубоко вдохнул морозный воздух свободы и осмотрелся. Среди шелестящего леса, на проселочной дороге стояла темная «Нива» с включенными габаритами. Возле нее нервно курил человек. Вольф узнал Медведева. Они обнялись.