– У забегаловки хозяин, видать, сменился опять, – нахмурилась Жанна.
– Почему? – встрепенулся Слава.
– Потому что раньше это называлось «Jerry Crazy Bike». И хозяйка у него была такая мелкая блондинистая тетка с шилом в заднице. Ладно, пошли. Даже если хозяева и поменялись, поить и кормить здесь вряд ли перестали.
Жанна распахнула дверь, шагнула вперед. Остальные втиснулись следом. Вошедшая предпоследней Эл окинула взглядом зал и вдруг взвизгнула, словно пятнадцатилетняя соплюшка:
– Сэдик! Солнце! Сто лет тебя не видела!
Сэдик, вальяжный полный мужик в косухе с ухоженными, собранными в толстый хвост длинными седыми волосами, улыбаясь во всю морду вышел из-за стойки.
Сэд оказался новым хозяином заведения. Отсюда и название «ВИШНЕВЫЙ СЭД».
– Вишневый, потому что самым большим спросом пользуется моя вишневая настойка. Это такой эксклюзив, скажу я вам, – объяснил радушный хозяин.
Эл он знал давно и, видимо, более чем хорошо, потому что от платы отказался, велел располагаться и вскоре вернулся с кучей разнообразных напитков и закусок.
Говорил Сэд много, шумно и с удовольствием. Причем все речи его выглядели давно отработанными, обдуманными и обкатанными. Будто бы он долго собирался с мыслями, формировал свое мнение на каждый вопрос, потом долго готовил речь и, уже успев ее отработать перед слушателями, теперь работал на публику. Эдакий театр одного актера.
– Мне свобода эта анархическая даром не нужна была, – говорил Сэд. – Я свободен с тех пор, как первый байк себе собрал. Знаешь, когда было? Тебя еще на свете не было. Человек, который хочет свободы, найдет ее для себя лично при любом режиме. Если, конечно, не станет против этого режима переть. А объявление свободы для всех и ото всего – это, судари мои, бардак. Воля вольная. Тут тебе и «Гуляй рванина», и «Бей жидов и комиссаров», и «Всех убью, один останусь», и «За нами хоть потоп».
– И это, по-твоему не свобода? – заинтересовался Анри.
– Нет, и никогда ею не была. Это разруха. Помните, что Преображенский у Булгакова говорил?
Эл не поняла о ком речь, зато ее спутники, что постарше, видимо, поняли. Анри хмыкнул, Вячеслав сохранил внешнее спокойствие. А Жанна так просто вылупилась на седого байкера:
– ЧТО??? Ты еще и про Булгакова знаешь? Откуда?
– От верблюда, – усмехнулся Сэд. – У меня, между прочим, в свое время два высших образования было.
Тут уже не выдержал Слава и заливисто присвистнул.
– Вот тебе и «фьюить», – усмехнулся байкер. – При президенте еще дело было. Тоже тогда никто не верил, заходит эдакое волосатое в коже и похваляется двумя вышками. А у народа почему-то хаер и косуха с серьезным человеком не ассоциируются.
– Да уж, – поддакнула Жанна.
– Это от комплексов и зажатости, – заявил Сэд. – Вгоняют люди себя в рамки, сами ограничивают свою свободу. Потому когда появляется человек свободный от рамок, предрассудков и комплексов, они не воспринимают его серьезно. Вообще, солидный и серьезный человек – это тот, кто оградил себя наибольшим количеством разнообразных рамок. Всякие дурацкие правила, воспитание, этикет. Пиджак носить так, галстук вязать эдак, носки белые не надевать под костюм. А наденешь не дай бог что-то не так – и все, признак дурного тона. Кому, на хер, нужен этот тон? По всем правилам повязанный галстук, может, и добавляет солидности, но не прибавит мозгов.
Сэд опрокинул стакан с виски и смачно крякнул.
– Это раньше, – задумчиво произнесла Жанна. – Сейчас солиднее выглядит тот, у кого пушка увесистее.
– Ты не права, – поправил ее Слава категорично.
– Поясни? – встрепенулась автоматчица.
– Не буду. Просто ты не права и все.
– Спокойно, тетенька, – одернул Анри взвившуюся было Жанну. – Вы оба не правы. И дядька-байкер не прав.
– Почему это?
Вопрос прозвучал дружным хором, что слегка разрядило обстановку, заставило спорщиков улыбнуться.
– Извольте по порядку, – отозвался француз легко. – Вот ты, тетька, скажи, у твоей сумасшедшей ба… То есть у этой… Юлии Владимировны… Так у нее оружие при себе когда-то было?
– Она берет другими вещами, – с большей горячностью, чем требовалось, заговорила Жанна. – И оружие за нее держат другие.
– Во-от, – улыбнулся Анри. – Значит, в своем утверждении насчет того, что бал правит крупнокалиберное оружие, ты не права. Теперь ты, дядька, – француз ткнул пальцем в байкера. – Любая тусовка по интересам, ставящая себя вне рамок и даже поставленная обществом вне рамок, все равно попадает в рамки. Если конкретный отдельно взятый коридор назвать «нет коридора», то фактически коридор там все равно будет. Раз уж ты такой начитанный, вспомни Одиссея с циклопом. Если он назвался «Никто», это не значит, что на самом деле его не было.
– То есть, иначе говоря, – задумчиво произнес байкер, – ты хочешь сказать, что самое неформатное движение попадает под наиболее ужесточенный формат?
– Умница, – разулыбился француз. – Хошь поцелую?
– Девок целуй, – весело отозвался байкер.
– Ну, а ты, беспредельщик, – подытожил Анри, – просто не прав, и все. Объяснять не буду.
Славе объяснять было и не нужно, намек он понял прекрасно. Зато Жанна посмотрела на француза благодарно.
Сэд заржал и поднялся из-за стола:
– Веселые вы ребята, и пить с вами одно удовольствие. Пойду-ка я еще выпивки принесу.
Как только Сэд ушел, за столом воцарилось молчание.
– Объясни для бедной проституточке, – нарушила тишину Эл, – в чем же он все-таки не прав?
– Во-первых, – демонстративно загнул палец сутенер. – В своей категоричности. Максимализм простителен сопливому юнцу, но не взрослому мужику. Во-вторых…
Второй палец француза сложился, прижимаясь к ладони.
– И во-первых, и во-вторых, и во всех остальных, – перебила его Жанна. – Он не прав в том, что до сих пор держит нас в неведении относительно цели нашей поездки.
– Я уже говорил, – отозвался Слава. – Я ищу президента. Кроме того, я никому не навязывался. Так что претензии не принимаются.
– Да я не в претензии, – смутилась Жанна. – Я просто интересуюсь. На хрена тебе бывший?
Слава на мгновение задумался, потом заговорил тихо, но горячо и уверенно:
– Ты видишь, что происходит?
Жанна завертела головой по сторонам, и Вячеслав тут же поправился:
– Не в кабаке, а вообще. Последние пятнадцать лет. Ты помнишь, что было прежде? И я помню. И я не понимаю, как и этот байкер-философ, я не понимаю, зачем нужно было все это устраивать.