— Александр Васильевич, голубчик, — произнесла старая императрица, — на вас теперь только и надежда. Ошибиться нам нельзя.
— Согласен, Ваше Величество, — согласился Колчак. — В случае неудачи нам с вами лучше остаться за рубежом.
— Господь с вами, что вы говорите, Александр Васильевич! — почти рассердилась императрица. Но тут же улыбнулась: она полностью зависела от этого нервного подвижного адмирала с блестящими глазами.
Потом Колчак позволил себе краткий отдых, чуть более получаса. Выпив полстакана виски, он улегся на диван в своей каюте.
Глаза были прикрыты, но бешеные скачущие образы прошедшего боя настойчиво мельтешили перед глазами. Грустно, что ты не молод, думал адмирал. И некому увидеть твое тщание, оценить твой порыв и заслуженно вознаградить. Но что сокровища мира для Беккера, которому не суждено насладиться наградами и почестями, которые он заслужил…
Колчак потянулся, открыл глаза и, преодолев вспышку головной боли и головокружения, заставил себя подняться в рубку радиотелеграфа, чтобы узнать, что происходит в Севастополе.
Новости из Севастополя его обрадовали. Дредноуты первой линии Черноморского флота уже снялись с якорей и взяли курс зюйд-вест. Первый и второй отряды миноносцев шли в охранении. Немитц, который остался в Морском штабе в Севастополе, как и было уговорено, для обеспечения связи между участниками грандиозной операции, сообщил также, что как на кавказском фронте, так и в Галиции наши войска ограниченными силами двинулись вперед, преодолевая сопротивление не только противника, но и своих солдатских Советов и даже Временного правительства, которое ревниво отнеслось к инициативе генералов и адмиралов, пошедших на наступление, не согласованное с военным министром Керенским.
Больших успехов эти войска не добились, да и не могли добиться, потому что главная цель решалась только флотом Колчака.
* * *
Операция, которую предпринял адмирал и те генералы, которые знали о ней, была не только рискованной, но и недостаточно подготовленной, иными словами, была авантюрой, как ее уже называли в Генеральном штабе и в военном министерстве. Предложив в свое время этот план, Колчак, Алексеев и Иванов встретили сопротивление наверху и отказались от наступления.
Их послушанию поверили в Петрограде, а из Севастополя не поступило своевременных доносов.
Это объясняется тем, что полностью в курсе дела были лишь три человека, а частично — несколько штабных офицеров. Последние были весьма заняты повседневными делами и могли в случае надобности искренне заявить, что проводили подготовку к большим маневрам, не догадываясь, что маневры станут боевыми действиями. Все же остальные участники этого предприятия — а было их в штабах и управлениях несколько сотен человек — полагали, что участвуют в обычной штабной и интендантской деятельности — мало ли для каких надобностей требуется тройной боекомплект на линкорах, дополнительные торпеды на миноносцах либо корпия для госпитального транспорта? Наибольшие трудности возникли в связи с топливом и продовольствием, но весь расчет Колчака строился на том, что нападение будет внезапным, результаты его сокрушительными и снабжение флота возьмет на себя поверженный неприятель. Длительного похода флот, почти не обеспеченный десантом, выдержать не мог.
Отряды флота, подобно тому, как собирается воедино некое фантастическое чудовище, до того существовавшее в виде отдельных частей, прибыли на рандеву в рассчитанные сроки. Погода была сносной, в меру облачной и ветреной, раза два за часы, пока флот дрейфовал в тридцати милях южнее Севастополя и вне пределов видимости многочисленных в порту зевак и немецких агентов, а также соглядатаев Совета ЦВИКа и Временного правительства, начинал моросить холодный дождь. Волнение не превышало четырех баллов.
Сходившиеся на рандеву крейсера и миноносцы резво перемигивались сигнальными вспышками, плескались флажки сигнальщиков, между кораблями сновали катера, развозившие депеши и приказы. Постепенно до разумения тех командиров и офицеров, что не были в курсе дел, доходила вся дерзость решения Колчака, и некоторых одолевал озноб опаски. Со времен адмирала Ушакова, штурмовавшего Ионические острова, русский флот не предпринимал еще попытки взять укрепленную сухопутную твердыню, каковой являлся Стамбул, вернее, охранявшие его форты. И вот наступил решительный миг. Но Советы и революционные власти, которым можно было пожаловаться, были далеко.
Колчак не позволил командирам кораблей и тем матросским Советам, что образовались уже на некоторых судах, проводить собрания и митинги по поводу того, брать Константинополь или не брать. И запрещение митингов, объясненное походными условиями и близостью неприятеля, ввергло в растерянность социалистических агитаторов. Лишь на миноносце «Керчь», где командиром был старший лейтенант Кукель, верный сторонник Керенского, да на транспорте «Евфрат», команда которого была разагитирована анархистами, произошли возмущения. Колчак, для которого самое важное заключалось в том, чтобы вывести флот в море, мог не опасаться уже того, что несогласные сорвут его начинание. Поэтому он приказал «Керчи» возвращаться в Севастополь, подняв сигнал: «Позор трусам и изменникам», но, нуждаясь в «Евфрате» как в госпитальном судне, Колчак приказал крейсеру «Император Траян» взять транспорт на прицел его шестидюймовок, что крейсер и совершил, после чего выступление анархистов стихло. Кукеля же судил в октябре в Севастополе военный трибунал и приговорил к пятнадцати годам каторжных работ.
Все остальные корабли эскадры, будучи поставлены в известность, что предстоят не учения, а настоящий штурм Константинополя, выразили по меньшей мере одобрение и даже радость по поводу похода. Поход начинался именно так, как рассчитывал на то Александр Васильевич.
Кильватерная колонна Черноморского флота, возглавляемая линейным кораблем «Императрица Екатерина Великая», включала также линкор «Евстафий», немного устаревший, но еще вполне готовый к боям «Ростислав», «Пантелеймон» — бывший «Потемкин». Замыкал колонну «Георгий Победоносец», тридцатилетний ветеран, который, однако, свободно держал скорость в пятнадцать узлов, и Колчак мог рассчитывать на огневую поддержку его шести двенадцатидюймовых орудий главного калибра.
Шесть крейсеров, более дюжины миноносцев и тральщики несли охранение и как пастушьи собаки подгоняли к стаду толстозадые транспорты и ленивые канонерки. К сожалению, состояние моря не давало возможности использовать гидропланы, но все подходы к турецким берегам были достаточно разведаны, и вряд ли турки смогли в последние дни придумать нечто необычайное.
Через три часа после выступления эскадры Колчак приказал отряду тральщиков под охраной второй флотилии миноносцев идти вперед на полных парах для того, чтобы уже в сумерках начать разминирование подходов к проливам. Но более всего Колчак надеялся на добытые разведкой карты минных полей у входа в Босфор, где были указаны проходы для турецких кораблей и недавно выходившего на очередное крейсерство немецкого «Гебена». Так что акция тральщиков должна была подтвердить или опровергнуть правильность трофейной карты. К утру, когда «Екатерина» оказалась в пределах видимости турецкого берега, с тральщиков сообщили, что карта не солгала.