Посреди кварталов приземистых строений, окруженные коричневыми полями, покрытыми легким туманом, торчали отдельные небоскребы.
Пелорат покачал головой.
– Как жаль. Я к тому, как трудно вас примирить, но вы втянули и меня в свой спор.
– Не переживай, Дженов, – сказал Тревайз. – Можешь возобновить попытки, когда мы уберемся отсюда. Я клянусь держать рот на замке, если ты постараешься убедить Блисс заняться тем же самым.
«Далекая звезда» послала микроволновый луч, запрашивая разрешение на посадку в космопорте.
14
Кендрей, вернувшись на орбитальную станцию, угрюмо наблюдал, как мимо проплывает «Далекая звезда». Он явно не был доволен собой.
Он садился ужинать, когда один из его напарников, тощий парень с широко поставленными глазами, жидкими светлыми волосами и белесыми бровями, вошел и уселся рядом.
– Что стряслось, Кен?
Кендрей скривился.
– Этот корабль, Гейтис, ну, который только что пролетел, – гравилет.
– Ты про тот странный, с нулевой радиоактивностью?
– Он и не мог быть радиоактивен. Он не нуждается в топливе. Гравилет, говорю же.
Гейтис кивнул.
– Это о нем нас предупреждали, верно?
– Верно.
– И он достался тебе. Счастливчик ты.
– Не сказал бы. У них на борту была женщина без документов, а я не сообщил о ней.
– Что? Заткнись. Я ничего не слышал. Ни слова больше. Хоть ты мне друг, но я не собираюсь задним числом становиться твоим соучастником.
– А я и не боюсь. Бояться-то особо нечего. Я должен был пропустить корабль на Компореллон. Им нужен был этот гравилет – или любой гравилет. Ты это знаешь.
– Верно, но ты мог бы, по крайней мере, сообщить о женщине.
– Не хотелось. Она незамужем. Ее просто подобрали для… для… ну, ты понимаешь.
– Сколько мужчин на борту?
– Двое.
– И они просто прихватили ее для… для этого? Они, должно быть, с Терминуса.
– Так и есть.
– Чего они только там, на Терминусе, не выделывают.
– Это точно. Что хотят.
– Мерзость какая. И они взяли ее с собой?
– Один из них женат и не хотел, чтобы его жена узнала про все такое… Если бы я сообщил о женщине на борту, его жене все стало бы известно.
– Но ведь эта дамочка не вернется на Терминус?
– Конечно, но его-то жена может узнать.
– Стоило ли тогда проявлять мужскую солидарность?
– Может, и не стоило, но отвечать-то не мне.
– Да тебя в порошок сотрут за то, что ты не сообщил о ней. Забота об этом развратнике – не извинение.
– Может, ты сообщишь?
– Наверное, я должен это сделать.
– А вот и не должен. Правительству нужен этот корабль. Если бы я настаивал на включении сведений о женщине в рапорт, экипаж мог бы передумать насчет посадки и махнуть к какой-нибудь другой планете. Наверное, правительству это бы не понравилось.
– А они тебе поверили? Клюнули?
– Думаю, да. Очень милая дамочка, кстати. Представь, такая красотка полетела с двумя мужиками, и чтобы женатый не воспользовался таким случаем… Знаешь, это соблазнительно.
– Сомневаюсь, что ты не против, чтобы твоя мадам узнала о таких словах – да даже о таких мыслях.
– И кто же бросится уведомить ее? Не ты ли? – вызывающе спросил Кендрей. – Давай. Ты знаешь много чего про меня.
Возмущение в глазах Гейтиса сразу угасло, и он сказал, покачав головой:
– То, что ты пропустил их, не принесет этим парням ничего хорошего, да ты и сам все понимаешь.
– Понимаю.
– Там, внизу, дамочку быстренько обнаружат. Тебе это, может, сойдет с рук, а вот им – навряд ли.
– Знаю, – вздохнул Кендрей. – Я виноват перед ними. Чего бы им ни стоило присутствие женщины на борту, это ничто по сравнению с тем, что может случиться из-за корабля. Капитан кое-что сболтнул…
Кендрей умолк, и Гейтис поторопил его:
– Что сболтнул?
– Да так… Только если это выплывет, отвечать придется мне.
– Хорошо. Не хочешь – не говори.
– Не буду. Но я виноват перед этими мужиками с Терминуса.
15
Для любого, кто бывал в космосе и на себе испытал его однообразие, настоящее возбуждение от полета приходит во время посадки на очередную планету. Ее поверхность бежит под вами, вы ловите взглядом мелькание земли и воды, геометрических фигур и линий, может быть, это города и дороги. Вы узнаете зелень лесов и травы, серую краску бетона, коричневую – открытой земли, белую – снега. Больше всего вас волнуют населенные участки; города, которые на каждой планете имеют свою планировку и архитектурные особенности.
Будь корабль обычным, и снижение, и посадка были бы более волнующими. «Далекая звезда» – дело другое. Она плыла сквозь атмосферу, снижая скорость благодаря мастерской манипуляции сопротивлением воздуха и гравитацией, и наконец замерла над космопортом. Дул порывистый ветер, а это сильно осложняло посадку. Двигатели «Далекой звезды» при посадке почти не оказывали сопротивления гравитационному полю планеты, вследствие чего и вес, и масса корабля снижались, и притом значительно. Если бы масса оказалась близкой к нулю, корабль снесло бы легким порывом ветра. При посадке поле гравитации планеты компенсируется, а вспомогательные реактивные двигатели включаются на небольшую мощность, создавая сопротивление не только притяжению планеты, но и порывам ветра. Без соответствующего компьютера это невозможно было бы сделать с такой точностью.
Вниз, вниз… с неизбежными небольшими смещениями, корабль дрейфовал, пока не опустился на очерченный участок взлетно-посадочного поля.
По бледно-голубому небу плыли легкие белые облака. Ветер дул резкими порывами даже у самой поверхности и, хотя больше не создавал особого риска для навигации, принес с собой холод. Тревайз вздрогнул и поежился, поняв, что их одежда совершенно не годится для компореллонской погоды.
Пелорат, наоборот, с радостью глядел по сторонам, глубоко вдыхал носом этот удивительный воздух и был не против немного охладиться. Он даже нарочно распахнул куртку, чтобы почувствовать ветер грудью. Он понимал, что скоро ему придется застегнуться и повязать шарф, но сейчас ему хотелось ощущать присутствие атмосферы – настоящей, какой не было и не могло быть на корабле.
Блисс поплотнее закуталась в пальто, надела перчатки и натянула на уши шапку. Вид у нее был совсем несчастный – казалось, она вот-вот заплачет.