Это ладно, это что. А гадалки какие дела загинают!
Пришел к одной, а она мне: тебя, милай, болезнь ждет лютая, ты ее через выпадение из окна шестого этажа получишь — башка от удара в пищеварительный тракт заберется.
Я поверил и бегом от нее топиться, чтобы не было этих ужасов. Кирпич на шею — и бултых! Очнулся — кругом белое и непонятное. Я испугался, вскочил, побежал вроде бы в двери, а вылетел в окно и… Прокралась–таки бедовая голова в живот!
Таким вот манером опять я по врачам намылился ходить. Не только, понимаете, средства боюсь растрате предать, а жизнь продлить охота.
Конец рассказа Ричарда «Экстрасенсы».
— Что ж такое–то!.. — зашипел вдруг Витька, убрав со стола разложенную траву.
На пятнистой столешнице был рисунок. Все, кроме Свиньи, подошли поближе, чтобы рассмотреть. Рисунок изображал некое рахитичное существо с огромными губами, кудрявое, с круглыми, сведенными на переносице глазами и татуировкой «Полемично и поэтично» на животе. Такие слова Пальцев написал в рецензии на научную работу Витьки Фигова–Лимонова, благодаря чему стало ясно, кого живописец взял за модель для своего произведения. Под рисунком были также начертаны слова: «В этой старой африканской песенке поется, что я, Полифем Лу, иду охотиться на Большого Зу, а в хижине меня ждет моя маленькая скво».
— Свинья, это ты нарисовал?.. — бледнея, спросил Витька.
— Я, — признался Барабанов. — Я свою ручку хотел расписать, потому что она мазала пастой, а твою хорошую ты у меня отнял. Ты сам, Витька, виноват, потому что ты ктырь.
— Вот, значит, ты какой — Антон Барабанов!.. Вот, значит, как ты платишь за мою доброту!.. Я, значит, ктырь!..
— Хо! — воскликнул Свинья и обратился к широкой аудитории: — Знаете ли вы о том, что Витька пишет поэму про то, что он не ктырь? Нет? А вот так! Он ее, правда, почитать никому не даст, потому что мы не разбираемся в искусстве. Но сюжет известен. Он примерно таков. Жил–был на свете добрый Витька. Он всем давал свои вещи. Вещи ему потом возвращали и благодарили его. Но тут появился я и стал все вещи у него забирать и не отдавать, а вместо благодарности глумился над ним. Тогда Витька больше не смог быть добрым, а я вероломно назвал его за это ктырем. Поэма обличительного характера, бичует мои пороки, потрясающая по драматизму и выразительности.
— Да что же вы все на меня напали, проклятые злобные твари!.. — рассердился Витька. — Николай Марков, будь другом, прочитай свою поэму «Песнь о Свинье»!
— Хорошо, Виктор, — согласился Николай Марков. — Я прочту. Пусть будет по–твоему. Но если какая белобрысая сволочь начнет перебивать через каждое слово — дам в дыню.
Николай достал из кармана блокнот.
Поэма, называющаяся «Песнь о Свинье», была ярко выраженного аналитического характера. Она почти полностью посвящалась, собственно, не самому Барабанову, а длинному, растянутому на многие поколения процессу деградации, который и привел к появлению Барабанова на свет. Причиной этой обратной эволюции было нечто, поименованное как «евдарлык». Оно поселилось еще в основателе рода и явилось чем–то вроде демона–разрушителя. В частности, приближаясь к современной эпохе, евдарлык проявился в рождении у слонов слоненка–мутанта Бумбы.
Отец хотел прибить уродца,
Но ярость вдруг сдержал свою.
Детеныш стал за жизнь бороться
И вырос в грязную свинью.
Хоть папа слыл слоном мудрейшим,
Сыночек вырос туповат,
И вот тогда совет старейшин
Решил изгнать его из стад.
Дальше описывались скитания и злоключения несчастного Бумбы, пока в степях он не встретился с овцою.
Когда он пал у дастархана,
В слезах воскликнула она:
«Кто ж так измордовал барана,
Лишил прекрасного руна ?
Лишил рогов и морды милой,
Отрезал толстенький курдюк?»
Но тут как будто из могилы
Вдруг подал голос поросюк:
«О ты, прекраснейшая пэри,
С лицом, похожим на банан,
Я прибыл из далеких прерий,
Где много диких обезьян!..»
Далее Николай в скупых, но ярких красках обрисовал любовь Бумбы и овцы, плодом которой и явился непосредственно Антон Барабанов, то есть собственно Толстая Грязная Свинья. Однако внимание поэта вновь переключилось на Бумбу:
— Да, слаб здоровьем оказался
Наш полуслон и полусвин.
Запали щеки, хвост ссыхался,
И в кровь не шел адреналин.
К тому ж был неразборчив в жрачке,
Все время что попало ел.
Сожрав помет полярной крачки,
Он в страшных корчах околел.
Затем автор дал новоявленному герою, то есть Свинье, характеристику. Заключительная часть поэмы была посвящена сердечным привязанностям Свиньи.
И вот нашел себе подружку
Вконец оголодавший хряк:
Бобриска Розовые Ушки
Жила в деревне Коровяк.
Жила в тиши, в уединенье,
Окрест отличницей слыла.
Вдали от всяких развлечений
Кормила кур и холст ткала.
Апофеозом явилось объяснение Свиньи в любви и отказ Бобриски, в результате чего евдарлык довел долгий процесс до логического финала неожиданно чудовищным образом.
— Ай–яй–яй, — дотерпев, сказал Барабанов. — Эпическое полотно автор–то создал. Ямбом. Прямо–таки Пушкин.
Они с Мазой со значением поглядели друг на друга.
Тем временем на столе Витька закончил гравированное изображение гигантской щетинистой свиньи в тюбетейке и с барабаном в ручках.
— Ладно, Витька, ладно, Николай Марков, — сказал Барабанов. — Тогда и я прочту о вас стихи. Сперва, Николай, стихотворение о тебе. Я его сочинил сам. Оно, конечно, немного уступает твоему по размерам, но на голову выше по художественной мощи и концентрации образа. Вот оно:
Шел по улице мужчина
С узким лобиком кретина.
А о тебе, Витька, я прочитаю стихотворение небезызвестного всем вам Внукова. Оно называется «Ктырь».
Вы время не теряйте, скупайте банки, склянки,
бутылки и копилки, машины и тазы,
затем их продавайте
и деньги выручайте,
потом приобретайте:
красивые тарелки, носки и утюги,
сгоревшие кастрюли, протухшие пилюли
и много–много–много подобного добра.
Свалите это в кучу большую–пребольшую,
заприте ее в комнате и выбросите ключ.