Вскоре только вывески остались для него тайнописью, а речь людей, особенно если они говорили не очень быстро, Кирилл понимал почти без труда. Он постоял немного у мясной лавки, послушал, как торгуются хозяйки с торговцем, и уловил несколько непереводимых, сказанных особенно горячо и проникновенно оборотов. Впрочем, и в них он разобрал парочку знакомых слов – Марджана в приступе злости позволяла себе и не такое. Воспоминание нельзя было назвать неприятным, скорее несвоевременным. Он сюда не ностальгировать приехал, а по делам. Кирилл снова шагнул в рыночную круговерть. Утренний час на базаре – самый жаркий, до наступления полуденного зноя сюда сбежалось все население города, в основном женское. Хозяек побогаче сопровождали слуги, одни несли корзины с виноградом, айвой, персиками и огромными апельсинами, другие – завернутые в листья банана куски мяса, отрезанные от висевшей в дверном проеме лавки мясника ободранной туши. Кирилл, как ни присматривался, так и не смог определить, кем было животное при жизни, – отвлекал оставленный зачем-то на туше длинный хвост, его кисточка касалась дорожной пыли.
Но думать об этом было некогда, одуряющие запахи кружили голову, некоторые были ему знакомы, о существовании других он раньше не подозревал. Кирилл крутил головой во все стороны, наступал кому-то на ноги, и эти кто-то не оставались в долгу. Но кричать, ругаться было бессмысленно: его просто никто не услышит. Кирилл окончательно наплевал на правила хорошего тона и, работая локтями, протолкался к ближайшей лавке. Перед входом в темное помещение с низким потолком в доверху набитых мешках и бочках Кирилл увидел орехи и сушеные фрукты. Миндаль, кешью, фундук и арахис он опознал сразу, но и только. Нечто неаппетитное, бурого цвета, почему-то в стручках, могло послужить отличной погремушкой, но что находится внутри и с чем это едят… Торговец, крепкий мужик лет сорока с седой бородкой, сдвинул на затылок высокую, горшком, шапку и обнажил бритую голову. Он выхватил из мешка горсть миндаля и сунул его под нос кутавшейся в покрывало женщине – судя по голосу, старой и сварливой. Она отмахнулась недовольно, сгребла миндаль из другого мешка и высыпала его сквозь кривые пальцы, похожие на вороньи лапы. Торговец воздел руки к небу, бабка довольно захихикала, и Кирилл перехватил взгляд ее черных глаз под морщинистыми веками – узких и длинных. Кирилл попятился в толпу, пошел дальше в потоке, осматриваясь по сторонам.
Запахи специй и благовоний – ванили, корицы, сандала, ладана и мирры – сгустились, и было в этом букете еще что-то, но Кирилл, как ни пытался, не мог даже предположить, что это могло быть. Нос отказывался различать тона и оттенки, звон, грохот, крики, ржание и рев – все слилось, смешалось воедино, раскалилось под белым беспощадным солнцем и вот-вот растечется по вымощенной камнем огромной площади. «А ведь специально самый холодный сезон выбрали – январь». Кирилл уже не пытался обогнать кого-либо, он только следил, чтобы не попасть под колеса или копыта, и смотрел под ноги, не забывая про свой рюкзак. К нему уже дважды протягивались из толпы загорелые загребущие руки и дважды получали отпор. Хорошо, что догадался плащ с внутренними карманами купить, под многослойной одеждой и светлые джинсы незаметны, не говоря уж об обуви. Как ни втолковывали ему сколковские, что надо максимально эпохе соответствовать, Кирилл на их сказки не повелся. Оделся, как на сафари, – все удобное, проверенное и неброское, особенно если еще и «маскхалат» учесть, его за хорошие деньги на заказ сшили. И часы, не «Ролекс», как у любимого папеньки, конечно, но тоже недешевые, под длинными рукавами их не разглядеть. За браслет сойдут, если что. Кстати, сколько там у нас? Кирилл приподнял край рукава. Отлично, он гуляет здесь уже почти полтора часа, а ничего еще не сделано.
«Во дворец вам не попасть, поэтому просто походите по местным харчевням. Там за небольшую плату вам откроют секрет приготовления любого блюда» – так ему сказали в Сколково перед «отлетом». И правильно сказали, между прочим. Соваться за эти стены и рвы – самоубийство, да и на что там смотреть? На дворцы придворных? Мечеть? Он же не архитектурой любоваться сюда приехал. В шахристане, за пределами цитадели, гораздо интереснее. Да и передохнуть не мешало бы. Кирилл покрутил головой, втянул в себя горячий, даже показавшийся ему густым воздух. Вот, вот оно, уже недалеко – пахнет дымом и чем-то очень вкусным, свежеприготовленным, похоже, что на открытом огне… Как взявшая след гончая, Кирилл двинулся навстречу запаху и даже прикрыл глаза, чтобы круговерть ярких красок не сбивала с курса.
Он шел мимо лавок с тканями – прямо на земле лежали рулоны красного и желтого сафьяна, похожего на бархат, шелковые, бумажные и шерстяные материи, кисея, тафта, ковры и шали. Шума и толкотни здесь было не меньше, аромат благовоний витал в воздухе, но перебить запах горячего масла ему было не под силу. «Это плов». Кирилл перепрыгнул через очередной «заминированный» участок дороги, увернулся от скрипящей повозки с огромными колесами и остановился на теневой стороне улицы. Мимо проехал на груженном двумя огромными кувшинами осле лысый тощий человек в белом грязном халате и таких же шароварах, и в его выкриках Кирилл разобрал знакомое: «Вода». Ну, одной водой сыт не будешь, тем более, что вот он – постоялый двор, чайхана, или как он там правильно называется, – в двух шагах отсюда.
Двухэтажный дом со светлыми стенами и завешанными светлой плотной тканью окнами, из раскрытой двери веет прохладой и запахом еды. Кирилл втянул в себя уже успевший раскалиться воздух и во множестве нюансов и оттенков уловил еще и запах свежего хлеба. Отлично, кухня у них, похоже, находится во дворе, здесь главный вход. А карауливший дверь тощий коротышка в белой хламиде уже издалека почуял богатого посетителя – отклеился от стены, заулыбался и гостеприимно замахал белой тряпкой, которую до этого комкал в руках. «И зайду», – Кирилл закинул лямку рюкзака на плечо и направился к двери харчевни.
Под воркование и улыбки черноглазого хостес Кирилл переступил порог заведения и вошел внутрь. Глаза быстро привыкли к полумраку, он осмотрелся, увидел ведущую наверх каменную лестницу, диваны вдоль стен, низенькие столики, на них – чайники самых причудливых форм, большие и маленькие. Народу мало, в углу сидят, по виду, муж с женой – она, завернутая, как муха в паутину, в зеленое, зудит, зудит непрерывно, а муж кивает лысой головой и пьет что-то из широкой пиалы. Пара дружно взглянула на вошедших и вернулась к своим делам. Кирилл уселся на предложенное место, положил на покрытый плотной темной материей диван свой мешок и медленно, по слогам произнес по-арабски:
– Плов, хлеб и чай. Принеси мне. Пожалуйста.
Привратник, он же официант, услужливо моргал, но никуда бежать не торопился. Кирилл повторил заказ еще раз, потом еще, но толку не было. Пришлось лезть в рюкзак за разговорником, листать норовившую развалиться в руках книжку и выискивать нужные слова. «Официант» почтительно взирал на богатого и образованного посетителя, улыбался, кивал и наконец собрался бежать на кухню.
– Горячий! – Кирилл жестами изобразил стоящую на столе миску с пловом и поднимающийся над ней пар. – И много! – развел руки в стороны и сомкнул их в кольцо.
«Официант» закивал еще активнее, прижал правую руку к груди, поклонился и был таков. Кирилл проводил его взглядом – у дальней стены находилось что-то вроде стойки или прилавка, за ней сидел грузный мрачный человек в черном, наблюдал за посетителями. А за его спиной Кирилл разглядел маленькую дверь. Она приоткрылась, внутрь на миг ворвались солнечные лучи, но тут же исчезли, и в помещении снова стало темно. «Засекаю время», – Кирилл задрал рукав белой, в ярко-синюю с золотым полоску рубашки и посмотрел на часы. Секундная стрелка успела сделать только два оборота, а на низеньком деревянном столике уже лежала огромная, как лист лопуха, лепешка, стояли большой медный чайник с помятыми боками и металлическое блюдо с дымящимся пловом. Улыбчивый официант поклонился гостю и убрался на свой пост перед дверью. Кирилл свысока оглядел натюрморт, оглянулся воровато, включил спрятанную в поясе плаща камеру и быстро заснял исторический момент.