Заметили ли это мои другие «я»? Должны были.
— Вам не понять, — пробормотал он, возобновляя свои приготовления.
— Не сомневаюсь, что вы говорили это и другим захваченным вами Альбертам. Но почему бы хоть раз не попробовать объяснить? Почему не предложить мне сотрудничество вместо того, чтобы превращать меня в подневольного участника мучительных экспериментов? Науку не делают одиночки. Каковы бы ни были причины вашей изоляции…
— Это мои причины, Альберт. И они вполне основательны, чтобы оправдать любые средства. — Махарал повернулся и устало посмотрел на меня. — Сейчас вы засыплете меня моральными аргументами, доказывая, как это плохо, обращаться подобным образом с другими мыслящими существами. Но ведь вы не проявили такого же отношения к вашим собственным дитто! Ни разу не потрудились расследовать случаи исчезновения, которых было немало за последние годы.
— Но… Я же детектив. Мне приходится отправлять двойников в опасные предприятия. Рисковать. Я привык думать…
— Вы привыкли считать их расходным материалом. Их потеря для вас не более горька, чем потеря одного неприятного дня жизни для наших предков. Что ж, это ваша привилегия. Но только не называйте меня чудовищем, если я пользуюсь этим.
— Я называл вас чудовищем?
— Несколько раз, — с каменным лицом ответил он.
Я задумался.
— Хм, значит… процедура будет болезненная. Очень.
— В общем, да. Извините, мне жаль. Но есть и хорошая новость. У меня появилось основание надеяться, что на этот раз все пройдет гладко.
— Вы улучшили метод?
— Частично. И обстоятельства изменились. Ваша Постоянная Волна, как я полагаю, будет более податливой… более мобильной. Ведь теперь она уже не прикована к органической реальности.
Мне это не понравилось.
— Как это «не прикована»? Что вы имеете в виду?
Махарал нахмурился, но я видел, что он испытывает удовольствие. Возможно, он и сам не вполне сознавал, какую радость ему доставляет то, чем он спешил со мной поделиться.
— Я имею в виду, мистер Моррис, что вы мертвы. Во вторник ночью ваше органическое тело испарилось в результате ракетной атаки на ваш дом.
— Атаки? Что…
— Да, мой бедный артефакт. Как и я, вы теперь — как это? — да, призрак.
Внутри «Салона Радуги» царило непривычное запустение. Оставленные включенными голофлэшеры освещали танцзал и гладиаторскую арену, превращая ее в подобие мультимерной картины Дали, пейзаж с эротическими фигурами, наделенными извращенной фантазией автора явным избытком половых органов. Сейчас эти фигуры казались какими-то жалкими, им явно не хватало фона, жаркого ритма керамопанка. Заведение увяло без толпы, без сотен спрессованных в один шевелящийся ком дергающихся разноцветных тел, настроенных на ультрачувственность, как захваченные гормональным взрывом тинейджеры.
— Интересно, кому достанется «Радуга»? — задумчиво пробормотал Пэллоид. — Как ты думаешь, у Ирэн есть наследники или она оставила завещание? А может, все пойдет с аукциона?
— А что? Хочешь стать хозяином таверны?
— Соблазнительно. — Он спрыгнул с моего плеча на барную стойку, широкую, сделанную из покрытого толстым слоем лака тика. — Но, по-моему, я не тот тип, который здесь нужен.
— Хочешь сказать, тебе недостает терпения, концентрации или такта? — уточнил я, оглядываясь по сторонам.
Чего здесь только не было — тюбики, пузырьки, бутылки, краны, раздаточные автоматы. Здесь посетитель мог получить все, что угодно, — интоксиканты, эйфорики, стимулянты, миопики, стигматики, зилотропики, истерикогены…
— Туше. Хотя у Ирэн было довольно специфичное понимание такта. Я замечал нечто подобное у копов, вышибал и сводников. Чтоб им всем…
— Нигилист, — проворчал я, проверяя этикетки на экспонатах этой потрясающей выставки.
Похоже, работа предстояла нелегкая. Разнообразие гадости, которую можно залить в глиняное тело, всегда поражало меня и, вероятно, вызвало бы шок у изобретателей диттотехнологии, живших в ту эпоху, когда люди только-только начали пользоваться первыми домашними моделями. Голема можно настроить так, что он будет очень эффектно и своеобразно реагировать на алкоголь или ацетон, электрическое или магнитное поле, соническую или радарную стимуляцию, образы или ароматы, не говоря уже о тысяче специально разработанных псевдопаразитов.
Другими словами, ты можешь обращаться со своей Постоянной Волной как со струнами гитары. Ослабляя или усиливая звук, перебирая их, поглаживая и ударяя по ним со всей силы. Реальное тело не перенесло бы и десятой части этих экспериментов, а глиняное все выдержит. А если и не выдержит, то по крайней мере сохранит яркие впечатления, которыми поделится с тобой после тяжелого дня.
Неудивительно, что появилось так много аддиктов, которым ежедневно требуется порция свежих вливаний. По сравнению с этими субъектами наркоманы и пьяницы прошлых веков представляются невинными детьми. А их опиато-алколоидные коктейли дозой витаминов.
— Нигилист? Ты посмел обозвать меня нигилистом? А кто тратит свою жизнь, помогая тебе, друг?
— И это ты называешь помощью? Расселся и водишь носом… помоги-ка за баром.
Пэллоид хмыкнул, но соскочил на пол и приблизился к стойке. Обнюхивая этикетки, он проворчал, что теперь должок уже за мной. Ну, меня-то ему не провести. У Пэла тоже слабость, сродни пристрастию — ему только дай поучаствовать в чем-то необычном. Думаю, события последнего часа стали для него настоящим счастьем.
Надеюсь, он разгрузится сегодня дома, подумал я, вспоминая реального Пэла, прикованного к креслу системой жизнеобеспечения. Вот повеселится, прокручивая сцену на крыше фургона, когда старина Гор плюхнулся на задницу. Возможно, Пэл поможет и Кларе в первые дни, рассказав о моих последних часах.
Нет, о Кларе лучше не думать. В любом случае Альберта она будет вспоминать с нежностью и благодарностью. Это и есть самое настоящее бессмертие. Совсем не то, что рассчитывает обрести какой-то зеленый Франки.
Да и вообще, кто хочет жить вечно?
Я все еще удивлялся разнообразию имеющихся в баре субстанций. Не иначе как у Ирэн имелось хорошее политическое прикрытие. Токсичного пойла здесь больше, чем в покойном штате Делавер.
— Есть! — объявил Пэллоид, отметив свой триумф ловким кувырком. Я поспешил к нему, туда, где стояло несколько больших бутылей с металлическими наконечниками и надписью «Кетоновый коктейль».
— Хм, может быть. Она сказала «кетоновая крышка».
— Уверен?
— Да.
Я потряс бутылку, вовсе не торопясь попробовать то, что находилось внутри. Мое дешевое зеленое тело могло не выдержать продававшихся здесь экзотических смесей.