Бернис была разочарована.
– Так тебе все известно?
– Помнишь блондинку, которую ты видела в луна-парке. Моя сотрудница сделала несколько снимков, которые кого-то так разозлили, что она вместе с фотоаппаратом загремела в кутузку. Меня же на следующий день профессор Лангстрат с треском выставила из аудитории. Прибавь к этому, что уши Оливера Янга багровеют, когда он говорит, что незнаком с ней.
– Потрясающе, Хоган.
– Просто блестящая догадка.
– Между ней и Бруммелем что-то есть! Он называет это терапией, но мне кажется, он получает от нее массу удовольствий. Пойми меня правильно.
– А каким образом в эту картину вписывается Янг? Зернис не услышала вопроса.
– Жаль. Если бы Бруммель был женат, я бы знала, что мне делать.
– Эй, Бернис! Соберись с мыслями… А ведь у нас образовался маленький клуб, и все три человека, о которых мы говорим, его члены…
– Прости.
– Одно нам, по крайней мере, ясно: они до такой степени не желают, чтобы мы о нем – учти, о НЕМ – догадались, что рискнули даже арестовать тебя.
– И засветить пленку.
– Хотел бы я знать, удастся ли что-нибудь извлечь из отпечатков пальцев.
– Вряд ли. В картотеке их нет.
Маршалл повернулся на стуле, в упор глядя на Бернис:
– Сдаюсь, рассказывай, что у тебя на уме! Бернис была довольна.
– Мой дядя тесно связан с офисом Джастина Паркера.
– Окружного прокурора?
– Именно. Он все для меня сделает.
– Погоди, не втягивай их в это дело. Пока еще рано… Бернис подняла руки, как бы сдаваясь:
– Хорошо, хорошо, пока не буду.
– Но я не сказал, что они нам не понадобятся.
– Ты думаешь, я этого не понимаю?
– Скажи, Бруммель не извинился перед тобой?
– После того, как ты перед ним сник? Ты что, шутишь?
– И не было никаких официальных извинений, подписанных им самим или его конторой?
– Он тебе это обещал? Маршалл кисло улыбнулся:
– Оба они, Янг и Бруммель, несли вздор: что они не знают друг друга, что и близко не подходили к балаганам. О! Как бы я хотел иметь эти снимки!
Бернис была уязвлена.
– Но мне-то ты можешь верить, Хоган. Мне-то! Маршалл несколько мгновений смотрел куда-то в пространство, размышляя:
– Бруммель и Лангстрат. Терапия. Я думаю, здесь есть какая-то связь.
– Ну, так давай выложим все факты на стол.
«Уж какие там факты, какие выводы можно сделать из неясных чувств, странных ощущений и предположений», – думал Маршалл.
В конце концов он произнес:
– Бруммель и Лангстрат… Они чем-то похожи, в них есть что-то общее, убежден.
– Что же в них общего?
Маршалл понимал, что его прижали к стене:
– Может быть… дурной глаз? Бернис удивленно подняла брови.
«Ах, Крюгер, не требуй от меня объяснений», – умолял про себя Маршалл.
– Ты должен мне объяснить, – настаивала она.
«Ну вот, начинается», – пронеслось в голове Маршалла, и, помедлив, он пустился в несколько путаные объяснения:
– Видишь ли, это может показаться глупым, но когда я с ними разговаривал, то они – ты сама можешь проверить как-нибудь – они смотрели одинаково… У них во взгляде было что-то жуткое, как будто они меня гипнотизировали, внушали свои мысли или что-то в этом роде…
Бернис саркастически усмехнулась.
– Ага! Давай, давай, смейся! – рассердился Маршалл.
– Ну что ты такое городишь! Неужели ты думаешь, что они принадлежат к какой-нибудь индийской секте?
– Не знаю, как назвать, но это так. Конечно, Бруммель не так силен, как Лангстрат. Он слишком часто скалит зубы. Янг тоже замешан, но он уж очень любит много жонглировать словами..
Бернис некоторое время внимательно рассматривала лицо Маршалла, а потом сказала:
– Пожалуй, тебе нужно выпить чего-нибудь покрепче. Какао подойдет?
– Почему бы и нет. Принеси, пожалуйста.
Бернис вернулась с полной кружкой, на которой стояло имя «Эди».
– Надеюсь, оно достаточно крепкое, – сказала она, подав Маршаллу кружку. Затем девушка снова удобно устроилась на столе.
– Но почему эти трое так упорно стараются убедить нас, что не знают друг друга? – вслух размышлял Маршалл. – И кто те, неизвестные: Толстяк и Привидение? Ты не встречала их раньше?
– Никогда. Они, по-моему, нездешние.
– А, все равно, это ни к чему не приведет, – вздохнул Маршалл.
– Пока нет. Бруммель ходит в ту маленькую белую церковь, «Аштон Комьюнити». И я слышала, что оттуда кого-то выгнали за то, что он завел любовницу.
– Бернис, это сплетни!
– Ладно. А что ты скажешь на это: у меня есть приятельница в Вайтмор-колледже, и она может кое-что рассказать о нашей таинственной профессорше.
Маршалл смотрел на нее с сомнением.
– Не создавай мне новых проблем, пожалуйста. С меня хватит того, что есть.
– Санди?
Теперь разговор перешел, действительно, на неприятную тему:
– Мы еще до сих пор ничего о ней не слышали. Звоним в разные места, расспрашиваем родственников и ее друзей. Надеюсь, что все разъяснится.
– А она не ходит на курс лекций Лангстрат?
– Она посещает несколько ее курсов, – с горечью ответил Маршалл. – Тебе не кажется, что мы перешли границу между объективной журналистикой и… личной местью?
Бернис пожала плечами.
– Я только пытаюсь выяснить, в чем, собственно говоря, дело. Неважно, пойдет оно в отдел новостей или нет. Мне казалось, что тебе хочется прощупать почву…
Маршалл не мог забыть мрачного взгляда Джулии Лангстрат. Душа его начинала болеть еще сильней, как только он вспоминал, что об идеях профессора он узнал от родной дочери.
– Если это те сведения, которые нам необходимы, то переверни хоть все вверх дном, но добудь их.
– В свободное время или в рабочее?
– Делай, когда угодно, но откопай мне эту информацию, – ответил Маршалл и принялся стучать на пишущей машинке.
В этот вечер Маршалл и Кэт накрыли стол на троих. Неизбывная вера руководила ими, и родители не сомневались, что Санди окажется рядом с ними, как обычно. Они обзвонили всех знакомых, но никто не видел их дочери. Полиция тоже пока ничего не нашла. Они звонили в университет, но ни один из преподавателей Санди не мог сказать ничего определенного.