– Зато черное от белого отличит обязательно, – вмешался Тюха. – Надо бы ему мордашку чем-то измазать.
Кинулись на поиски соответствующей краски, но ничего подходящего не нашли. Даже золу, оставшуюся от костра, ночью завалило свежим мусором. Пришлось довольствоваться обыкновенной грязью, благо, что в каждой норе её хватало с избытком.
Теперь все зависело только от Смотрителя, и он не замедлил явиться, упав с небес, словно плевок, оброненный демоном зла.
Первым делом он, естественно, занялся побежденными – споро и деловито, будто бы в собственных апартаментах прибирался, превратил их в несколько щепоток праха.
Бальзам, которому грозила аналогичная участь, всхлипнул, а Темняк внятно произнес:
– Сволочь кровожадная!
Теперь, когда расправа совершилась, Смотрителю полагалось бы сматываться – на Бойле кипело сейчас множество других схваток, и ему нужно было везде поспеть. Однако призрачная тварь почему-то медлила, порождая в людях дурные предчувствия.
– К нам присматривается, – упавшим голосом молвил Бадюг. – Накликали беду на свою голову…
Эти слова, высказанные совершенно безотчетно, как бы подстегнули Смотрителя, и он бросился на боешников, немедленно вскинувших свои жалкие щиты.
Все произошло в мгновение ока. По улице словно скорый поезд пронесся. Свиста и Темняка отшвырнул в одну сторону, Тюху и Бадюга в другую, а Бальзам исчез, точно его здесь вообще никогда не было. Сгинул и Смотритель, только где-то вверху раздался стремительный шорох, будто бы по стене мазнули огромной метлой.
– Жаль мальчишку, – сказал Тюха, потирая ушибленный бок. – Мог бы нам пригодиться.
– Жаль, конечно, – согласился Темняк. – Хорошо хоть, что на нас нет его крови…
На новое место перебирались не спеша, обременённые не только обезножившим Свистом, но и многочисленными трофеями. Темняк даже умудрился собрать все свои стрелы, так и не утратившие губительных свойств.
Когда плотно поели и уложили спать Свиста, на которого снадобье покойного Бальзама подействовало словно морфий, Бадюг, поглаживая лук, со значением произнес:
– Как я понимаю, отныне мы стали непобедимыми.
– Судить об этом пока рановато, – ответил Темняк. – Но мне кажется, что наши мытарства только начинаются. А какого мнения придерживается наш старожил?
– Скорее всего, ты прав, – сказал Тюха. – Нас, наверное, уже взяли на заметку. А потому и врагов в следующий раз подберут посильнее. На Бойле расслабляться не приходится.
– Что ты имеешь в виду, говоря о сильных врагах? – осведомился Бадюг. – Ветеранов мы уже били. Новичков тоже. Ну, допустим, в следующий раз против нас выйдут боешники с белыми рожами. Так ведь они, наверное, сплошь израненные и от усталости еле ноги тягают. Мы их всех издали перещелкаем. Верно, командир?
– Не знаю, не знаю… – покачал головой Темняк. – В бою все бывает. Или «хозяйская жила» опять лопнет, или стрелы не вовремя кончатся. Да мало ли что ещё… Судьба боешника зависит не только от его сноровки и его оружия, но и от воли случая.
– А ты сделай побольше таких штуковин и научи нас обращаться с ними, – Бадюг вел себя с луком так, словно это было живое существо, хоть и опасное, но отзывчивое на ласку. – Тогда мы врагам и лишнего шага ступить не дадим.
– Сделать-то нетрудно. Лишь бы дерево подходящее нашлось. Только боюсь, дело это зряшное. Моё оружие сродни вашим спиралям. С ним нужно всю жизнь упражняться, чуть ли не с самого рождения. Это одна из причин, по которой на моей родине лук давно вышел из употребления. Хотя для забавы ещё применяется.
– Лук… – повторил Бадюг. – Но ведь сам ты пользуешься им весьма успешно.
– Перед тем как отправиться в странствия, я специально упражнялся с оружием, которое легко изготовить на месте, – с луком, с дубиной, с большим ножом, называемым у нас мечом или саблей.
– С рогаткой, – добавил Тюха.
– Нет, рогатка – моё детское увлечение. Предполагается, что в мирах, подобных вашему, для неё нет подходящих материалов. «Хозяйская жила» подвернулась мне совершенно случайно.
– А существует на свете оружие, способное одолеть Хозяев? – понизив голос, спросил Бадюг.
– На свете существует самое разное оружие, но, чтобы ответить на твой вопрос, надо сначала иметь представление об оружии, которым располагают сами Хозяева. Просвети меня, если можешь.
– Куда уж мне, – Бадюг сразу приуныл. – Хозяева умеют превращать камень в пар, а пустое место – в непроницаемую преграду. Им подвластны все земные и небесные стихии. А с людьми они расправляются самыми простыми средствами. Насылают на них мор или поджигают уличный мусор.
– Даже не верится, что весь этот хлам способен гореть, – Темняк оглянулся по сторонам.
– Горит, – подтвердил Тюха. – Да ещё как. Но люди сразу прячутся в норы. Это здесь на Бойле они такие тесные. А на других улицах каждая нора имеет по нескольку входов. Кто-нибудь всегда сумеет отсидеться. Но, с другой стороны, никто ещё не уличил Хозяев в поджогах. Скорее всего это только оговоры. Где чаще всего случаются пожары? У вечно пьяных Киселей. Или у Свечей, которые постоянно работают с огнем.
– Скажи ещё, что Хозяева и к мору непричастны! – возмутился Бадюг.
– Конечно, скажу! Надо чаще мыться. И с насекомыми бороться. Возьми, к примеру, Воров. Они за чистотой усердней других следят и потому почти не болеют.
Слово за слово – и Бадюг с Тюхой заспорили, в каком районе города живется лучше всего.
Каждый, конечно, хвалил свою улицу, но в конце концов оба согласились, что самое завидное житьё-бытьё у Воров. У них и мусора выпадает гораздо меньше, чем у других, и в каждой норе имеется свое отхожее место, не говоря уже о колодце, и лишними заботами они себя не утруждают, похищая все необходимое у соседей, причем так ловко, что никто их ещё за руку не поймал.
Разговор продолжался в том же духе, и скоро выяснилось, что Тюха и Бадюг придерживаются сходной точки зрения ещё по одному вопросу. Оба с антипатией относились к Свечам (кроме Свиста, конечно, хаять которого сейчас было как-то не с руки).
Причины этой неприязни крылись в далеком прошлом, когда Свечи, ссылаясь на мало кому известные изустные предания, провозгласили себя благородным сословием, имевшим власть над душами и телами всех остальных жителей Острога.
И хотя эти пустые, ничем не подкрепленные амбиции в свое время вылезли Свечам боком, они и сейчас продолжают драть перед соседями нос. Даже девок своих в чужие семьи не отдавали, сознательно обрекая их на участь вековух. Недаром ведь говорят, что гордыня хуже уродства.
В упрек Свечам ставилось и многое другое. Это именно они ввели когда-то культ поклонения Хозяевам, но потом, неизвестно почему разочаровавшиеся в своих кумирах, объявили их существами того же порядка, что и люди.
Так к межобщинным противоречиям добавилась ещё и религиозная рознь. Если некоторые улицы последовали примеру Свечей, то другие, в пику им, сохранили веру в божественную сущность Хозяев.