– Снимай уже и всё остальное, – сдавленным голосом попросил Темняк.
– Нет-нет! – запротестовала Чечава. – Так будет в самый раз. Обещаю, что ты останешься довольным. Очень довольным.
В общем-то, девица добилась своего. Как Темняк только ни крепился, а в конце концов против её чар не устоял.
– Позволь мне хотя бы раздеться, – промолвил он, похожий на опрометчивого пловца, угодившего в пенное кипение водоворота.
– Не надо, я сделаю всё сама.
Распушив оставшиеся на ней юбки, Чечава навалилась на Темняка (ну совсем как Свист за полчаса до этого!), и они рухнули на ложе, хорошо знакомое всем мало-мальски популярным блудницам Острога.
Темняк запутался в ворохе женских нарядов, словно кролик, угодивший в силки, тем более что Чечава, шутки ради (а может, из каких-то иных побуждений), всё нагребала и нагребала их на своего кумира, теперь превратившегося в любовника.
Он пытался обнять соблазнительницу, но Чечава, прежде так и льнувшая к нему, сейчас всё время куда-то ускользала. Поневоле включившись в эту игру, Темняк дал полную волю своим рукам и, лапая партнершу куда ни попадя, внезапно порезался о что-то острое.
– Осторожней, – предупредил он её. – Тут у тебя какая-то застежка колется.
Чечава ничего не отвечала, а только сопела, но не от страсти, а скорее от усердия. Не даваясь в мужские руки, она упорно стремилась занять место сверху. Зная о пристрастии некоторых девиц к так называемой «позе амазонки», Темняк несколько ослабил свое шутейное сопротивление – и тут же пожалел об этом.
Скомканный подол юбки оказался у него во рту, а в грудь что-то тюкнуло, словно клюнула хищная птица. Затем удары посыпались градом. Счастье, что на нём был жилет, куда более прочный, чем стальная кольчуга.
Темняк, замотанный в лифы и юбки, как в смирительную рубашку, извивался змеей, но никак не мог перехватить руку, наносившую удары. В конце концов ложе, приспособленное для сна и любви, но отнюдь не для гладиаторских забав, не выдержало нагрузки и развалилось. Оба несостоявшихся любовника оказались на полу. Чечаве, молотившей его ножом, поневоле пришлось сделать перерыв, которым не преминул воспользоваться Темняк.
Поймав руку, сжимавшую узкий, как вязальная спица, нож (Кнок словно в воду смотрел, говоря о шиле), он несколькими ударами о пол заставил пальцы разжаться.
Чечава, у которой вся косметика размазалась по лицу, походила сейчас на индейца племени сиу, вставшего на тропу войны. Она брыкалась, кусалась, плевалась, визжала, но всё было напрасно – Темняк распял её на плитах пола, словно великомученицу Евфрасию Галатийскую.
– Ну и стерва же ты, – промолвил он.
– Предатель! – выкрикнула она в ответ.
– Кого я предал?
– Сам знаешь!
Извернувшись, она тяпнула его зубами за кисть руки, но тут же получила звонкую пощечину. Как это ни парадоксально, но мерзкая ситуация, в которой оказался Темняк, ещё больше распалила его страсть. Продолжая награждать Чечаву тумаками и оплеухами, сам искусанный и исцарапанный, он тем не менее довел-таки до конца дело, с которого всё это безобразие и началось.
Когда нужда в девице отпала, Темняк отшвырнул её прочь, а затем, давая выход ярости, в клочья изорвал и изрезал все наряды. Каре подверглось и орудие преступления – он изломал нож, раз за разом вставляя его укорачивающееся лезвие в щель между плитами пола.
– Теперь всё в порядке, – сказал он, переводя дух. – Ядовитая змея осталась без жала.
– Без кого вы там остались? – поинтересовался через дверь Бадюг, уже вернувшийся обратно. – Без жара? Так я сейчас очаг разожгу. Можно будет лепешки испечь.
– Попозже, – ответил Темняк. – Сначала нужно кое-кого в муку истолочь.
Чечава, позабывшая свой прежний стыд, голышом уселась на обломки ложа и стала слизывать кровь с разбитых пальцев. Глаз её не было видно под упавшими на лицо волосами.
– Как хоть у тебя получилось? – участливо поинтересовалась она. – Хорошо?
– Просто замечательно, – признался Темняк. – Что-то похожее я ощущал только однажды, совокупляясь с предводительницей варварского племени, у которого находился в плену. Происходило это в двух шагах от жертвенного костра, на котором меня должны были изжарить, а сама она была страшнее обезьяны.
– Не вижу ничего общего, – заметила Чечава, поигрывая своими роскошными, хотя и слегка пострадавшими в схватке грудями.
– В обоих случаях жизнь моя висела на волоске. Это, наверное, и обостряло все ощущения.
– Тогда давай продолжим… Пока ощущения не притупились.
– Нет. Как говорится, спасибо и за это.
– Ты меня убьёшь?
– Не мешало бы… Тот, кто превращает любовь в орудие преступления, виноват вдвойне. Но в преддверии великого события марать руки кровью женщины как-то не пристало. Ты желала мне смерти из собственных побуждений?
– Нет, меня наняли.
– Что тебе пообещали?
– Много всякого, – она взмахнула руками, как бы принимая в них что-то необъятное. – На всю жизнь хватило бы.
– Кто они такие?
– Я с ними кисель не пила и в одной постели не валялась. Знаю, что они выдают себя за поборников покоя острожан. Дескать, если мы будем сидеть тихо, с нами ничего не случится.
– Лизоблюды, – пробормотал Темняк. – Достали, сволочи… О чем они ещё говорили?
– Говорили, что это дело, – она чиркнула себя ладонью по горлу, – следует закончить ещё до того, как ты доберёшься до Бойла. В противном случае надо будет устроить так, чтобы на Бойле тебя даже никто пальцем не тронул. По-моему, чепуха какая-то… При чем здесь Бойло?
– Здесь я опасен живой, а на Бойле мертвый… Впрочем, тебя это не касается, – поморщился Темняк. – Ты лучше о себе подумай.
– Только это и делаю. Ну как, скажи пожалуйста, я могла так опростоволоситься? Ведь наверняка, кажется, била! То ли ты заговоренный, то ли у тебя шкура твердокаменная.
– У тебя нож тупой, – буркнул Темняк. – А теперь слушай приговор…
– Я готова, миленький! – Чечава опустилась на колени, приняв позу, одинаково удобную и для любви, и для смерти.
– Убивать я тебя не хочу, – сказал Темняк, стараясь не смотреть на обвиняемую, демонстративно повиливающую задом. – Но и помиловать не могу. Будем считать, что тебе предоставлена отсрочка.
– Надолго? – глядя на него снизу вверх, поинтересовалась Чечава.
– Это будет зависеть от твоего поведения… А сейчас уходи. Но только не домой. Затаись где-нибудь на время. Если лизоблюды перехватят тебя по пути, скажи, что колола меня ножом до тех пор, пока он не сломался о мои ребра. Дальнейшее тебе якобы неизвестно. Дескать, и так еле ноги унесла.
– Как же я пойду? – Чечава, оставаясь на четвереньках, принялась перебирать обрывки своего некогда роскошного наряда. – Ничего целенького не осталось… Хоть одеяло какое-нибудь дай.