– Нет. Только обронил вскользь… Но главное не это. Как я понял, после возвращения он собирается устроить тебе испытание. Если ты с ним не справишься, меня ожидают неприятности.
– Почему тебя, а не меня?
– Такая уж наша судьба – страдать за чужие промахи и прегрешения, – пригорюнился вещун.
– Так и быть, – сдался я. – Начинай свои уроки. Только покороче. Что там у вредоносцев с бытом и привычками?
– Нет у них быта. Вредоносцы полагают, что нынешнее существование есть лишь преддверие будущей жизни, которая начнется сразу после захвата Ясменя. А поэтому повседневным заботам не уделяется никакого внимания. Они спят где придется и едят то, что пошлет случай. Это, собственно говоря, касается уже привычек. Среди вредоносцев бытует поверие, что в грядущей новой жизни они должны переродиться. Как это будет выглядеть на самом деле, не знает никто, в том числе, наверное, и они сами. Обретя новый облик, вредоносцы не будут отвечать за свои прежние поступки и даже не смогут их вспомнить. Вот почему в душах этого народа нет никакого внутреннего сторожа, вроде совести или страха божьего. По мнению вредоносцев, они всегда правы, даже в самых дурных своих поступках.
Идея, скорее, пугающая, чем забавная, подумал я. То же самое учение о карме, только вывернутое наизнанку. Зачем в этой жизни воздерживаться от зла и смирять свои страсти, если следующая начнется с чистого листа.
Вещун между тем продолжал:
– В зависимости от условий существования вредоносцы бывают двух видов. Болотные называются чревесами и вид имеют соответствующий, особенно когда сыты. Лесных кличут прытниками. Те помельче, но злее.
– Каковы отношения между чревесами и прытниками? – поинтересовался я.
– Ты лучше спроси, как вредоносцы относятся друг к другу. Видовая разница особого значения не имеет.
– Будем считать, что уже спросил.
– Друг к другу они относятся вполне терпимо, но только в тех случаях, когда собираются устроить тенетникам какую-нибудь пакость. А в остальное время грызутся, как дикие звери. За кусок жратвы готовы разорвать соплеменника в клочья. Ведь никакого греха в том нет. Наступят благие времена, и все прежнее забудется.
– Если вредоносцы не щадят своих, то можно представить, как они относятся к чужакам. – Перспектива познакомиться с этим народом поближе привлекала меня все меньше и меньше.
– В понимании вредоносцев чужаки бывают разными. Одни им только мешают, и таким, конечно, пощады нет. А другие их, наоборот, подкармливают. Что ни говори, а вредоносцы для Злого Котла – это сила. К их помощи обращаются всякий раз, когда какой-нибудь местный царек собирается свести счеты с соперниками.
– Допустим, что с бытом и привычками все более или менее понятно. А что известно о верованиях вредоносцев? – рассказ вещуна мало-помалу так увлек меня, что я даже забыл про усталость.
– Тут случай довольно интересный. Возможно, в пику своим врагам-тенетникам вредоносцы поклоняются некоему антиподу Светоча – всесокрушающему Гробовику, чей образ проявляется только в делах его и место которого не в небе, а под землей. Именно он в предначертанный срок поможет вредоносцам погубить тенетников, а впоследствии поспособствует их перерождению. Причем Гробовик и Светоч не могут существовать совместно. Жизнь одного есть смерть другого.
– Подожди, – перебил я вещуна. – Поскольку в существовании Светоча может сомневаться только слепой, из твоих слов следует, что божество вредоносцев сейчас мертво. Так?
– Пусть будет так, – поморщился вещун. – Но я преподаю тебе не урок логики, а урок веры. Причем чужой. Смею тебя уверить, что, если смотреть со стороны, всякая вера кажется нагромождением нелепиц.
– Тут я с тобой не берусь спорить. Давай лучше вернемся к любопытным отношениям Гробовика и Светоча.
Пока тебе хватит и самых общих сведений. С подробностями познакомишься на месте, – он как-то странно ухмыльнулся. – Сейчас мы перейдем к самой сложной части занятий, которая потребует от тебя немало внимания и прилежания. Догадываешься, что я имею в виду?
– Догадываюсь… – былой задор сразу угас, но пуги назад уже не было. – В мою бедную голову будут вдалбливать язык вредоносцев.
– Почему же вдалбливать? Вдалбливают кол в неподатливую землю. А нам без обоюдных усилий никак не обойтись. Времени на обучение отпущено мало, так что придется постараться. Прерываться будем только на сон.
– И на еду, – добавил я:
– Если ты вспомнил про еду, значит, тебе уже немного полегчало… Ну что, приступим?
– Давай… Для начала произнеси мне какую-нибудь фразу на языке вредоносцев.
– Изволь, – молвил вещун, но больше не проронил ни звука, а только хватал ртом воздух, словно рыбина, попавшая в замор.
– Тебе плохо? – забеспокоился я.
– Нет, – он едва заметно улыбнулся.
– Ты язык забыл?
– Да нет же! Просто ты не расслышал моих слов. Голос вредоносцев, в отличие, скажем, от тенетников, так низок, что его улавливает не всякое ухо.
– А твое, значит, улавливает!
– Мое улавливает, – не без гордости подтвердил вещун.
– Что тогда прикажешь делать мне?
– Тебе придется читать их речь по губам… Обучение мы построим так: сначала я буду говорить на языке вредоносцев, но обычным голосом. Ты будешь слушать меня и одновременно следить за моим ртом. Позже, когда ты кое-чему научишься, мы целиком перейдем на беззвучную речь. Понимаю, что это двойная работа, но выхода, увы, нет.
Это понимал и я сам. Реально выхода действительно не было. Сбежать отсюда нельзя. Рябой – единственный, на кого здесь можно положиться, – кровно заинтересован в моих лингвистических успехах. Его разочарование обойдется нам очень дорого. Ну что же, как говорится применительно к нашему случаю, хочешь жить – умей учиться.
– Повтори вслух фразу, которую ты отшлепал губами, – сказал я, а когда вещун с готовностью исполнил эту просьбу, и добавил: – Теперь переведи на понятный мне язык.
– Я сказал: «Вот ты и попался, подлый лазутчик!» Не исключено, что это будут последние слова, которые ты услышишь, а вернее, распознаешь в своей жизни.
– Хватит пугать, – буркнул я. – Тоже мне шутник выискался… Лучше-ка приступай к своим обязанностям. Только начиная с самых простых слов.
– Не с самых простых, а с самых употребляемых, – поправил меня вещун.
Самые употребляемые слова из лексикона вредоносцев, как оказалось, делились на несколько групп.
Одна, например, отражала реалии их суровой жизни – враг, опасность, вылазка, укрытие, засада ну и, конечно, смерть. Причем смерть трех принципиально разных видов. Подобные нюансы вещун разъяснить не смог.
Другая группа слов относилась к быту, которого, по мнению того же вещуна, у вредоносцев не было и в помине – еда, питье, одежда, посуда, сон. Дом понимался как место для ночлега, а обувь вообще не упоминалась.