Товарищи Гарандина не любили, считали подонком, но побаивались: за его спиной всегда угадывалась зловещая фигура братца с многочисленными дружками. Не от большой родственной любви, а скорее чтобы не упускать повода, он несколько раз расправлялся с теми, кто оказывался Алику не по зубам.
Заметив Лену, Гарандин вышел из машины.
— Где же ты ходишь, птичка?
За последние годы он заматерел, обрюзг, отпустил широкие, загнутые вниз усы. На Колпакова Гарандин не смотрел, считал пустым местом.
— Садись в машину, поговорим!
— У тебя по-прежнему никудышные манеры, приятель! Как у братца. Я слышал, он опять сидит?
Гарандин отреагировал моментально — прямым справа, его любимый удар. Колпаков вяло отмахнулся, и человек, не знающий о роли мгновенной концентрации, удивился бы легкости, с которой мощно пущенный кулак был отброшен в сторону. Колпаков взмахнул рукой еще раз и обманчиво несильно хлопнул противника в лицо тыльной стороной растопыренных и напряженно полусогнутых пальцев. Алик отлетел, ударился об автомобиль и сполз на асфальт.
— Яме. — Колпаков поклонился. — Продолжения не будет?
Гарандин пытался подняться, но не мог, голова тряслась, как у дряхлого старика.
— Хочешь, проткну эту консервную банку? — спросил Колпаков у Лены, постукивая пальцем по капоту.
— Не надо. Пойдем… — Похоже, она испугалась.
— Тогда до свидания. — Колпаков еще раз поклонился. — Если надумаешь — приходи еще, да не один, с братцем, друзьями… — Он изменил голос:
— «В следующий раз прыгайте на меня молча, сзади, чтобы я не мог защитить себя так просто», — сказал мистер Уэчи товарищам убитого «разбойника». — И обычным голосом добавил:
— Но почему-то я уверен, что больше мы не увидимся, даже случайно, ты вовремя успеешь перейти на другую сторону…
— Пойдем, Геннадий! — сердито сказала Лена.
Но Колпаков еще наклонился, оттянул Гарандину веко и заглянул в зрачок. Шокирующий удар выполнен правильно.
Когда они поднялись наверх, Лена сразу подбежала к окну.
— Лежит… Ты не убил его?
— Не беспокойся, только оглушил. Потеря координации, головокружение — через пять минут будет в норме…
— А потом?
— Ничего. Если подойдет к тебе ближе чем на квартал — вобью ему голову в грудную клетку.
Лена успокоилась. Ей нравилась уверенность, с которой Колпаков освобождал ее от необходимости принимать решение в столь двусмысленной ситуации.
— Что ж… Будем пить чай?
Она повеселела и в окно больше не выглядывала.
Перед тем как лечь в постель, Лена с треском расчесывала густые волосы, в них вспыхивали и гасли острые зеленые искорки. Колпакову казалось, что комната насыщена электричеством, он даже ощущал покалывание в кончиках пальцев и легкий запах озона, а где-то в глубине его существа шевелилась мысль, доставляющая неосознанное, но явное удовлетворение.
Через некоторое время, когда Лена уже спала, он подошел к необычному — углом — окну, уставился вдаль, где у горизонта протянулась зеленая цепочка огней военного аэродрома, и додумал приятную мысль, заставил ее облечься в четкую и ясную форму.
Система себя оправдала!
Почему он именно сейчас почувствовал это? Потому что каждая клеточка заряжена силой, тренированное тело обладает особыми, далеко не всем доступными навыками, мозг гибок и быстр, он ощущает удовлетворение от жизни, а уверенности в себе и энергии хватит на десятерых?
Потому что он научился идти напролом к поставленной цели, никогда не отступать и добиваться исполнения желаний?
Потому что пришло признание, появились ученики и он стоит у истоков новой спортивной, и не только спортивной, школы, открывающей возможности, о которых он сам еще в полной мере не подозревает?
Потому что он неотвратимо приближается к намеченным рубежам, а затем стремительно двинется дальше и нет силы, способной его остановить?
Потому что рядом, на диване, спит женщина, к которой он испытывает порой противоречивые, но самые сильные и острые чувства?
Но почему именно сейчас появилось понимание?
Самому себе можно признаться — к Системе он пришел из-за Алика Гарандина. С годами причина забылась, точнее, вытеснилась в подсознание, но иногда смутно ощущалась, как ноет во сне недолеченный зуб. Сегодняшняя победа, легкая и бесспорная, выдернула застарелую занозу, и он в полной мере почувствовал, что Система не обманула ожиданий. Он получил все. Все, что хотел.
Туман рассеялся, по чистой воде скользили празднично украшенные лодки. На умытом, ярко освещенном солнцем необитаемом острове играла веселая музыка.
Через три месяца Колпаков получил повестку. Была суббота, он ночевал дома и отдыхал после утренней разминки и завтрака, просматривая недавно законченный перевод инструкции мастера Масатоши Накаяма, когда почтальон принес небольшой прямоугольник плотного картона с устрашающеофициальным типографским текстом.
Колпакову предписывалось явиться в суд для дачи свидетельских показаний по делу гражданина Пинкина, обвиняемого по статье двести шестой части третьей Уголовного кодекса РСФСР.
Фамилии и ничего не говорящий номер статьи вписаны ручкой, ниже жирным шрифтом оттиснуты последствия неявки.
— Черт знает что! — неприятно удивился Колпаков. — Я знать не знаю никакого Пинкина!
— Видно, это тот хулиган, что ты поймал, больше в суд тебя вызывать не за что, — здраво рассудила мать.
Точно. Давний эпизод, полузабывшийся за малозначительностью, теперь требовал продолжения. А Колпаков терпеть не мог возвращаться к оконченным делам.
Он раздосадованно отбросил пачку схваченных скрепкой рукописных листов, резко согнувшись, выбросил ногу назад, точно угодив пяткой в макивару, быстро развернулся на опорной ноге и ударил прямо перед собой, поразив цель основанием пальцев стопы, и закончил серию двумя прямыми цуки в уровень солнечного сплетения и головы.
Доска с гулом завибрировала.
— Перестань, Геннадий! — недовольно прикрикнула мать. — Иногда ты пугаешь меня.
Колпаков тщательно отгладил выстиранное и накрахмаленное накануне кимоно — в грязном и мятом он не пускал в зал ни одного человека и сам неукоснительно подавал пример аккуратности, собрал вместительную сумку и вышел.
Из кухни тянуло отвратительным чадом — Петуховы готовили на нутряном жире. Задержав дыхание, он миновал коридор и с облегчением выскочил на воздух. Это наследственное — мать тоже не переносит запаха горящего сала.
Он вспомнил уютную квартиру Лены с едва уловимым ароматом тонких духов и почувствовал, что сильно скучает, но тут же заставил себя переключиться на другое, благо ему было над чем подумать.