Бруни покосилась на «зануду» — зажав в лапище бокал, он потягивал из него вино, рассеянно обводя взглядом публику. Неужели его действительно не тянет поплясать?! Музыка же такая, что и мертвого с места сдвинет! Самой ей было уже невтерпеж — планы планами, а кости тоже протрясти надо!
И… музыка, вспышки, сцена под каблуками, ритм, вливающийся в каждую клетку! Почему люди считают, что танцевать трудно? Нужно только подчиниться этому ритму, не бояться его!
Бруни танцевала и танцевала, самозабвенно, не чувствуя усталости. Несколько раз, когда музыка прерывалась, спрыгивала со сцены и по-быстрому заглатывала что-нибудь холодненькое — не хотелось упустить «волну», это состояние, когда нога сами отбивают ритм и не терпится пуститься в пляс. Заодно поглядывала по сторонам, не мелькнет ли где-нибудь Франк.
Когда парнишка наконец появился, она на миг заколебалась: ди-джей как раз запустил одну из ее любимых песен, но потом подумала, что дело есть дело, потанцевать можно и потом.
Быстро взглянула на белобрысого — рожа у того была скучающая и полусонная — и с независимым видом пошла в сторону туалета. Проходя мимо Франка, хлопнула его по руке и скомандовала, не замедляя хода:
— Дело есть!
Ну чем не шпионский роман?!
На этот раз Бруни прошла в глубину коридора и свернула за угол — там, у пожарного выхода, был небольшой тупичок, не просматривавшийся из зала.
Франк, шмыгая носом и чихая, появился через минуту. У него нашлись и сигареты, и таблетки; кокаин он обещал принести через полчаса — у одного приятеля неподалеку имелся запасец. Заодно пожаловался на простуду, и Бруни посоветовала ему пить теплую кока-колу — хорошо помогает от горла.
Она как раз расплачивалась, когда Франк вдруг дернулся и уставился на что-то за ее плечом, лицо его вытянулось.
Бруни быстро оглянулась. В первую секунду она даже не поняла, что это Филипп — так угрожающе выглядела широченная, перегородившая весь тупичок фигура.
— Та-ак. — Длинная, как у гориллы, лапища поднялась и ухватила ее за плечо, слегка сжалась, словно предостерегая: дернешься — будет больно.
Франк, решив, что пришельца интересует не он, а исключительно девушка, сделал шажок в сторону, собираясь, очевидно, унести отсюда побыстрее ноги. Вторая рука мощным толчком отшвырнула его обратно в угол, впечатав спиной в пожарную дверь.
— Достань все, что ты успела у него купить!
— Убери руки, гад! — выйдя из короткого ступора, Бруни стукнула по сжимавшей плечо лапе.
Лапа убралась, но произнесенные при этом слова едва ли можно было счесть извинением:
— Не ори. Люди сбегутся, полицию вызовут. Ты хочешь, чтобы полицию вызвали? — белобрысый взглянул на Франка.
— Нет, — быстро сказал тот. Глаза его испуганно метались из стороны в сторону, то ли оценивая габариты противника, то ли ища выход.
— Ну вот и прекрасно. Доставай наркотики, чего стоишь?! — обернулся Филипп к Бруни. — Хочешь, чтобы я тебя прямо тут начал обыскивать?!
Если бы ее взгляд был способен убивать, этот папашин наймит давно бы уже лежал, испепеленный, у ее ног.
— Вот! — Бруни швырнула в него зажатой в руке пачкой сигарет. — Подавись!
— Еще!
— Это все! — она бросила быстрый предостерегающий взгляд на Франка.
— Не ври! Давай сюда остальное! — Лапища, ладонью вверх, снова протянулась к ней.
Бруни достала из кармана куртешки таблетки и демонстративно кинула на пол.
— Это все? — спросил белобрысый у Франка.
— Д-да… то есть… я еще должен ей принести…
— Можешь не приносить, — взмахом руки оборвал его Филипп. — Теперь слушай. Ей — вот ей, — он ткнул пальцем Бруни в грудь, — ты больше продавать наркотики не будешь. Никакие и никогда, как бы ни просила — ты меня понял?!
— А ты… — начал Франк, собираясь, кажется, качнуть права — но голос его звучал чем дальше, тем неувереннее, — ты…
— А я тогда не наведу на тебя полицию. И даже кости не переломаю, — эти угрозы звучали тем более неприятно, что высказывались спокойным интеллигентным тоном. — Ты веришь, что я могу переломать тебе кости? Или показать надо? — Франк быстро замотал головой. — А, вот кстати! — ручища протянулась к стоящей у стены швабре. — Смотри!
Ладонь сжалась, обхватив ручку швабры; послышался треск.
— Когда ломается кость, звук другой, — пояснил белобрысый, кинул в угол зазубренный обломок и добавил: — И ломаются кости легче. Короче, ты понял?
Франк кивнул. Слабый сиплый звук, вырвавшийся из его горла, можно было расценить только как согласие.
— Ну, вот и хорошо. — Филипп похлопал его по плечу. — Понимаешь, у девочки есть папа. И он меня послал разобраться. Так что ничего личного, но… — коротко, без замаха, ударил парня под ложечку — тот захрипел и начал сползать по двери, держась руками за живот и хватая ртом воздух. — Это тебе, чтобы лучше запомнил!
Не обращая больше на Франка внимания, он взял Бруни за локоть.
— Пошли!
— Не тронь меня! Никуда я с тобой не пойду! — попыталась она выдернуть руку.
— Вы что — еще недостаточно сегодня наразвлекались, госпожа баронесса? — сказал он явно нарочно громко, чтобы Франк слышал.
— А пошел ты!
Она высвободилась и пошла по коридору, спиной чувствуя, что Филипп идет по пятам. Молча прошествовала к выходу и лишь на улице дала волю словам:
— Доволен, да? Доволен, гад вонючий?!
— Я был бы довольнее, если бы мне не пришлось этого делать, — огрызнулся он.
— Ты мне весь кайф поломал!
— Нечего было к наркотикам снова руки тянуть!
— Это же просто травка была! Понимаешь, ты, придурок, травка, обыкновенная травка! Я ее еще в школе, в двенадцать лет, курила!
— За такую травку здесь срок дают.
— Да лучше в тюрьме, чем с таким мудилой, как ты тут!
Она повернулась, готовая сесть в машину, когда услышала сзади негромко, но четко произнесенное:
— Дура! — белобрысый гад все-таки решил оставить последнее слово за собой!
— А знаешь что?! — обернувшись, Бруни вскинула голову и подбоченилась. — Сдается мне, что ты меня просто приревновал к Франку! Поэтому и за мной поперся, и его ударил. Так вот, учти: я свободная женщина и трахаюсь с кем хочу и когда хочу — и ты мне тут не указ!
— Чего? — хохотнул белобрысый. — Я тебя приревновал? Тебя?! — Новый взрыв смеха — на редкость неприятного. — Не-ет, дорогая, таких, как ты, не ревнуют!
— Каких?
В следующий миг Бруни пожалела, что спросила, вместо того чтобы просто стукнуть его чем попало. Но было уже поздно…
— Таких вот… бабенок, у которых вечно в одном месте свербит, — с презрительной ухмылкой отчеканил Филипп, — и которые под кого угодно лечь готовы.