Несколько месяцев — до мая, как хочет Трент. В мае вернуться и тогда уже заняться делами.
Объяснять все это Эдне Филипп даже не пытался, просто сказал, что если сейчас разорвет контракт, то сильно потеряет в деньгах. Выслушал изрядную порцию попреков, за оставшиеся до отъезда дни собрал для Линни кроватку «на вырост»; сколотил песочницу и покрасил ее голубой краской. И уехал.
И теперь уже не был уверен, что поступил правильно.
Потому что, стремясь оказаться подальше от Бостона, где каждый камень и каждая витрина напоминали ему о Линнет, где каждый встреченный знакомый считал нужным сделать сочувствующее лицо — желая уехать от всего этого, Филипп оказался в месте, где жизнь текла так, будто ничего и не произошло.
Все та же Амелия с ее фокусами, пышки на завтрак и болтовня фрау Зоннтаг про ее племянницу… И нужно попросить горничную отдать в чистку брюки, и какого черта Амелия орет под руку «Поворачивай!», когда тут нет поворота!
И как-то само собой получалось, что за всеми этими привычными бытовыми мелочами он порой забывался, даже улыбался и лишь потом останавливался, ошеломленный: как же так, ведь Линнет больше нет… Ее — нет, а он продолжает жить, дышать, говорить! И боль наваливалась с новой силой, и Филипп удивлялся, как мог забыть об этом, и чувствовал себя предателем…
На часах было почти три, когда дверь номера австралийца приоткрылась и оттуда выскользнула Амелия — босиком, с зажатыми в руке босоножками.
Огляделась, заметила Филиппа — подошла и сказала:
— Чего ты тут сидишь?
Он молча пожал плечами и выпрямился. Она стояла совсем близко, так что он чувствовал ее запах — смесь вермута, духов и секса; глаза казались в полутьме холла почти черными.
— Фу, как от тебя табачищем несет, — поморщилась она. Повернулась, пошла к лестнице и, когда Филипп догнал ее, спросила раздраженно: — Слушай, неужели ты не можешь хоть раз в жизни не караулить меня, а пойти спать?!
У него не было сил сейчас ни спорить с ней, ни вообще разговаривать. Единственное, что хотелось — это добраться до постели и отключиться.
— Не могу.
— Нет, ну это невозможно, — прорвало вдруг ее. — Весь кайф ломается, когда я знаю, что ты где-то под дверью торчишь!
Остаток пути до номера они проделали молча. Войдя, Филипп сразу отправился в спальню, забрал с одной из кроватей подушку и одеяло, вернулся в гостиную и кинул их на диван.
Краем глаза он видел, что баронесса стоит у двери с недовольным видом, но старался не смотреть на нее — авось, отвяжется.
Снял пиджак, повесил на спинку стула…
— Что ты молчишь, ну что ты все молчишь?!!! — заорала Амелия вдруг так, что он вздрогнул. — Сдохнуть от тебя можно! Ну скажи, скажи… Обзови меня как-нибудь, у тебя это хорошо получается — давай, чего ты?!
— Слушай, чего тебе надо? — обернулся он. — Если этот тип тебя недотрахал, я-то в чем виноват?! И сделай милость, не вопи — соседей разбудишь.
— Что хочу, то и делаю! А он, по крайней мере, разговаривать по-человечески умеет и не молчит все время, как какой-то придурочный зомби!
— Да уж, — не удержался и съязвил Филипп, — удивляюсь, как у тебя уши от его болтовни в трубочку не свернулись.
Повернулся к дивану, чтобы постелить.
Даже не шорох сзади — какое-то шестое чувство помогло ему увернуться, и нацеленный в спину кулак просвистел мимо цели. Он перехватил Амелию за запястье, развернул к себе.
— Ты что — чокнулась?!
Вместо ответа она стукнула его свободной рукой по боку — он ухватил и эту.
— Не смей! — она отчаянно извивалась и выкручивалась. — Не смей отворачиваться… гад… когда я с тобой разговариваю! — Лягнула его в голень.
— Ах ты… — увернувшись от удара коленом, Филипп притиснул ее спиной к стене, прижал брыкающиеся ноги. — Дура ненормальная!
Ну и что теперь с ней делать — сунуть под холодный душ? Или просто подержать чуток — авось, поостынет и опомнится?
Не был он готов лишь к одному: к тому, что Амелия внезапно перестанет вырываться — стремительно потянется к нему и проведет влажным кончиком языка по его нижней губе.
Не ожидал Филипп и того, что сделал с ним этот жест — банальное выражение «закипела кровь» подходило лучше всего: его тело, все, до последней клетки, в один миг превратилось в комок первобытной, неконтролируемой похоти.
Амелия изогнулась и потерлась об него бедрами, рассмеялась коротким чувственным смешком. Все поняла, разумеется, все уже поняла, еще бы ей было не понять!
Нет! Ни за что, сука проклятая!
Он рывком оттолкнулся от нее и отступил на шаг, оставив ее стоять у стенки. Отступил еще, пытаясь восстановить дыхание, и наконец сказал, сам зная, что голос его звучит хрипло:
— Не смей меня трогать!
Губы Амелии растянулись в вызывающей усмешке.
— А если все-таки тро-ону? — произнесла она нараспев и сделала маленький шажок в его сторону. — Что — взорвешься, да?!
— Если ты посмеешь снова на меня с кулаками лезть, — он сделал вид, что не понял намека, — то я просто сниму ремень и тебя выдеру так, что ты потом неделю сидеть не сможешь!
— Тебя, похоже, совсем спермотоксикоз замучал, что ты такой озверевший! — с губ Амелии не исчезала усмешка.
Филипп смерил ее взглядом.
— Удивляюсь я, — медленно начал он, — как это ты, с твоими мозгами в передке — и такое умное слово выучить сумела?!
Повернулся к дивану и начал остервенело раздеваться. В конце концов, с какой стати он должен стесняться особы, которая позволяет себе фланировать перед ним нагишом? Краем глаза Филипп видел, что Амелия стоит и смотрит на него зло набычившись.
Раздевшись до трусов, он прошел мимо нее в ванную и едва ступил под душ, как в дверь грохнуло — похоже, били ногой.
— Сам дурак! Урод чертов недоделанный!.. — донеслось до него сквозь шум воды.
Филипп покачал головой и включил воду посильнее, чтобы заглушить продолжение монолога.
Следующие несколько дней Амелия, если не считать коротких распоряжений вроде: «Поверни налево» и «Здесь останови», вела себя так, будто Филиппа вообще не существует. Хотя сделать это, проживая в двух соседних комнатах, было сложно, но она как-то ухитрялась.
Завтрак госпожа баронесса заказывала только для себя, Филиппу приходилось перезванивать после нее и заказывать себе отдельно (привозил потом все один и тот же официант на одном и том же сервировочном столике); не пыталась больше заговаривать с ним на посторонние темы и даже не совала ему пакеты с покупками в магазине — словом, демонстративно его не замечала.
Филиппа это вполне устраивало.
История с австралийцем продолжения не получила, и не по вине самого парня.